Чайрен: Заметки с Земли-прим, или Немного о Любви

… Теперь вот эта дыра в Старом городе. Сортир – во дворе, вода – во дворе, «мусоропровод», естественно, там же. Пал, восьмидесятилетняя ведьма, – мертвого доконает придирками и маразматическими выходками. Вот и Виктор, и его пассия Тан бегут от нее без оглядки, лишь по воскресеньям показывая носы…

Опять на кухне какой-то шум. Это Виктор кроет отборным матом свою мамашу, – и, ей-Богу, хотя в моих родных краях такое немыслимо, я с ним солидарен.

– Тварь, ведьма, всю жизнь мне сломала! – доносится надрывный голос Виктора. В ответ раздается гнусавое невнятное бормотание, словно старуха набрала полный рот фасоли. Сожительница Виктора жарит рыбу. Тоже – штучка! По ее милости позавчера зверски не выспался. В полночь вдруг стучится в дверь хозяйка:

– Лан, открой!

Молчу, так как давно заметил – ей доставляет удовольствие разбудить меня посреди ночи и спросить:

– Ты дома? А я думала, тебя нет!

Пусть думает, что сплю. Однако на сей раз все завершилось не столь ординарно. Грохнуло разбитое окно в ее комнате. Надо подыматься. В мою дверь замолотили кулаком:

– Лан, открой, пожалуйста!

Голос Виктора:

– Не стучи!

– Нет, нет! Надо попросить Лана! Пусть он скажет, что никого из нас нет дома! Дверь только не отворяй им, Лан!

Снова звон разбитого стекла – на этот раз в прихожей. Я напялил штаны. Быстрый встревоженный шепот:

– Он полез в окно!

Послышался скрип распахиваемого окна и, одновременно, треск ломаемой двери. Это уже к нам, в гостиную. Я отворил свою дверь. Пал, суетливо трясясь, подковыляла к окну и скрюченными «граблями» стала дергать все шпингалеты.

– Открой, Лан, пожалуйста!

С ее сморщенных губ свесились две упругие струйки мутной слюны и, гибко раскачиваясь в такт противно разевающемуся старческому рту, вдруг одновременно оборвались, шмякнувшись зловонными лужицами на обивку моего стула. Окно было заклеено на зиму. Она в панике засеменила в свою комнатку. Через несколько мгновений дверь гостиной не выдержала натиска и одна створка ее отворилась с жалобным скрипом. Ввалились два взлохмаченных орангутанга. Один сивый, с недельной щетиной на мятой роже, второй, чем-то смахивающий на хорька, потемнее мастью и пониже ростом.

– Где они?!

– Кто?

– Чего ты дурачком прикидываешься, парень?! Где Пал?

– Полегче, маэстро! Откуда я знаю?

– Не знаешь? Натрахался с чужой женой, и не знаешь?

Он бесцеремонно прошел к моему шифоньеру, засунул туда руку и поискал там свою ненаглядную. Не найдя, подошел к кровати и заглянул под нее. Потом озадаченно почесал в затылке и, уже потише, просипел:

– Где моя жена?

– Слушай, орел! Глянь сколько мне лет. Если у меня зачешется «женилка», я сниму молодуху, понял? За своей благоверной следи сам!

Тут встрял хорек:

– Алекс, может, они в окно?

Алекс протопал в комнату Пал. Я тоже заглянул ради любопытства: окно распахнуто настежь, на полу валяются интимные принадлежности туалета Виктора и Тан. Покинутый супруг схватил ярко-алую кофточку, капустного цвета трусы и засаленный бюстгальтер женушки, и обернулся ко мне:

– Слушай, парень! Скажи ей, что я забрал шмотки.

Хорек сказал:

– Алекс, кажется, я видел – здесь стоял голый мужик.

Тот прорычал:

– Ну, попадется мне эта старая сводница! Где она?

– Не знаю. Тоже, наверное, в окно.

– Двое детей, а она гуляет! (Это уже о Тан).

Я пожал плечами, – найди и ты себе телку.

– Да не во мне дело! Вот в них! – он ткнул пальцем за мою спину. Тут только я заметил двух мальчуганов, лет восьми и пяти. Видимо им было не впервой ловить мамашу с поличными, так как на их лицах не было ни отвращения, ни брезгливости. Тот, что постарше, будничным спокойным голосом сказал:

– Я тоже видел в окне голого дяденьку.

Хорек поинтересовался у меня:

– Кто был с нею?

– Не знаю, я спал, когда вы стали ломиться. Может, никого и не было.

Алекс виновато протянул руку:

– Извини, брат! Сам видишь, двое деток. Им мама нужна.

Я понимающе промолчал.

– Извини!

Они ушли. Я запер за ними дверь. Прошел к себе, выключил свет, оставив только ночник. Да, веселенькая у меня жизнь! Что ни день, то подарочек. В спальне что-то зашуршало. А, плевать! Да нет, если что пропадет, свалят на меня. Я направился туда, но резко тормознул – белые полушары грудей Тан слегка всколыхнулись мне навстречу, она сдавленно хихикнула:

– Я тут под кроватью лежала, все слышала. Ты молодец, Лан!

Я поспешно ретировался в свою комнату. Вообще-то, без ее жалкого тряпья она смотрится более-менее. И грудь еще не отвислая, сахарно-белая, и пониже тоже ничего. Даже не прикрылась, стерва! Неожиданно вновь раздался стук в окно. Я чертыхнулся.