Никтория Мазуровская - Шах и Мат. Сыграем в Любовь?

– Очнулся твой пациент, жив, здоров, – уведомила Кузьмича, – Только, в следующий раз, предупреждай меня сразу, что у меня в доме может обретаться бывший криминальный авторитет! – не сдержалась и начала шипеть сквозь зубы.

Шахов наблюдал за Викой все с большим интересом и любопытством, невозмутимо сделал два глотка и поставил стакан на столик перед диваном, лег удобней и уставился на нее темно-карими глазами, в которых явно начал сквозить неподдельный мужской интерес.

– Я ж говорил, ты сильно не бушуй, и потерпи пару дней, а потом забудешь о нем и все. И спасибо, что не выгоняешь его.

А после старикан бросил трубку, не дав ей, как следует душу отвести в словах.

– Так ты, значит, та самая Золотарева, любимица бати моего? – хрипло спросил кареглазый и снова нагло улыбнулся, осматривая оценивающим взглядом с ног до головы.

Ну да, выглядела она не очень: волосы не мешало бы уложить нормально, сделать маску для лица, а то бледная и мешки под глазами, переодеться не успела так и шастала в синем хирургическом костюме, скрывающим все ее прелести, что радовало. Однако, Шахова ничего из выше перечисленного не смутило и не огорчило. Он ее, глазами наглыми, уже раздел мысленно и начал вытворять те самые вещи, о которых она сама недавно думала.

Она вся вспыхнула вновь. За секунду. Губы, неосознанным жестом облизнула и заметила, как он это движение увидел и глаза еще больше почернели, а под пледом недвусмысленно начал выпирать бугор, свидетельствующий о его желании.

Твою мать, а! И она должна три дня провести с этим человеком в замкнутом пространстве дома, где в воздухе так и летает сексуальное напряжение?

– Мы с Вами не давние знакомцы и на «ты» не переходили, так что выберите другую форму обращения, – язвительно ответила и, плевать, что голос хрипел и выдавал с головой ее жгучее желание.

***

Сейчас. 2017 год.

Такой была их первая встреча и первый диалог. Но она не жалела, что помогла тогда и Саве, и Кузьмичу.

Возможно, хотела бы сделать что-то по-другому. Не реагировать на его слова. Не ощущать того бушующего бешеного желания к нему.

Но никто не мог дать гарантии, что не помоги она тогда старому другу, его сын остался бы живым. Никто. И она согласна переживать всю их жизнь и всю ту боль, что осталась после, снова и снова, зато уверенная, что Сава живой.

Вика задыхалась.

Сидела на этой проклятой лавочке и задыхалась. Не могла спокойно сделать вдох. Сердце давило, и реветь хотелось, кричать. От несправедливости. От боли.

Выть хотелось.

Но, она только судорожно сжимала края скамейки, до боли в руках, и держалась.

Она не имеет больше права быть слабой. Не имеет. Не здесь и не сейчас.

***

Сава гнал последние пятнадцать часов машину на максимальной скорости. Обгонял и подрезал другие авто, но с*ать было на остальных.

У него все внутри узлом скручивалось от страха и беспокойства за свою девочку. Он только узнал, что ее бабушка умерла, и рванул в другую страну.

Знал, что ей плохо, что она не сможет даже слезинки уронить, потому что в голову свою глупую втемяшила, что не имеет права на слабину.

Потому мчался, как бешеный, к ней. Знал, что опоздал на сами похороны, но и неважно было это. Главное, оказаться рядом с ней. Увидеть глазами, убедиться, что она держится, что может крепко стоять на ногах и ее эта смерть не сломает окончательно.

Его вина, что она может не справиться. Он ее надломил, больно и слишком сильно. И достаточно толчка совсем слабого, чтобы она сломалась полностью и навсегда. И тогда не будет больше его любимой девочки, его Золотца, будет другая женщина: несчастная и сломленная. Он будет ее любить все равно, но скорей пустит себе пулю в лоб, чем позволит такому произойти с ней.

Бросил машину возле старого кладбища и бегом побежал, подгоняемый страхом и ужасом за нее. Внутри все похолодело и замерло, когда увидел сжавшуюся темную фигуру, сидящую на лавочке.

Она вся сгорбилась, закрылась, обхватив себя руками. Пыталась ровно дышать и пережить накатывающую панику и боль.

Ему было жаль, что Катерина Михайловна умерла, жаль. Но от того, что его девочке сейчас невыносимо больно и она не может дышать и плакать, он готов был убивать, и проклинать хорошую женщину только за то, что она умерла и сделала Золотцу больно.

Вика ощутила, что за спиной кто-то совсем рядом стоит и на нее смотрит. Хотя, почему кто-то? Она прекрасно знала кто. Чуяла всем телом его приближение, трепетала вся в ожидании его касаний: собственнических и властных, но при этом мягких и иногда нежных. Даже сейчас она ждала его приезда, где-то глубоко внутри, в самых закромах сознания, она молилась, чтобы он приехал.