Людмила Котлярова - Загадка Бомарше

Феоктистова раздражало то, что он весь день только и делает, что думает об этой женщине, как будто не существует других, более достойных предметов для размышлений. Он пытался прогонять, как назойливую кошку, мысли о ней, но если ему и удавалось это сделать, то ненадолго; кошка, то есть мысли возвращались снова. В конце концов, он сдался; если голове нечем другим заняться, пусть так и оно будет, пусть она думает о ней. Его от этого не убудет. В конце концов, он тут не навсегда, скоро уедет из этого паршивого городка и забудет и его и эту ненормальную особу. А пока можно слегка и поразвлечься, даже приударить за ней. Следует признать, что хотя она и не красавица, но вполне привлекательная женщина. Более того, что-то в ее внешности есть такого, чего нет в других. И в этом смысле роман с ней особенно не уронит его в собственных глазах. Разве совсем уж немного. Но это он как-нибудь переживет. Были в жизни и более худшие события.

И именно в этом ключевой момент своих размышлений, Феоктистов вспомнил слова Егора о том, что эта женщина от себя не отпустит. Ему стало не по себе. Конечно, это полная ерунда, но с другой стороны, а если в этом все же что-то есть. Бывают особы — он называл их колдуньями, от которых невозможно освободиться. В его жизни такие истории были, правда, в конце концов, ему удавалось всякий раз благополучно выскользнуть из расставленных сетей. Хотя, случалось это в далекой молодости, когда он вел себя подчас излишне безрассудно. Зато с той далекой поры ничего похожего с ним не происходило.

Феоктистов с нетерпением ждал часа, когда можно отправиться к Аркашовой. Перед тем, как пойти к ней, купил цветы, удивив продавщицу тем, что попросил самый большой и дорогой букет. Поймал такси и поехал, держа его на коленях.

Феоктистов позвонил в дверь, Аркашова тот час же открыла, словно бы ждала его прихода. Первым делом он протянул ей букет.

— Это вам. Добрый, вечер. Можно войти?

Аркашова молча взяла цветы, так же молча впустила его в квартиру и так же молча поставила букет в вазу. И только тогда поблагодарила его:

— Спасибо. По какому случаю цветы?

— Просто так. Разве для этого обязательно нужен какой-то случай.

Аркашова с сомнением посмотрела на него.

— Помнится вы пришли с бутылкой водки. С ней вы смотрелись более органично.

— Неужели я произвожу впечатление горького пьяницы?

— До горького вам, очевидно, еще далеко. А вот то, что вы регулярно выпиваете, бросается в глаза. У вас даже веки отекли.

— Это только в последнее время. Видели бы вы меня еще каких-нибудь два года назад. В то время я в этой мерзости не нуждался.

— И что за великая нужда толкнула вас к бутылке?

— Это тайна, о которой я ни с кем никогда не говорил. Но почему-то сейчас мне это хочется сделать. Не знаю почему, но вы располагаете к откровенному разговору.

— Это не я располагаю. Просто пришло ее время, — поправила его Аркашова.

— Чье время? — не понял Феоктистов.

— Вашей тайны.

— Вы так считаете? А если я не стану ею делиться ни с кем?

— А вы уже начали это делать.

— Что-то я не припомню, чтобы я вам что-нибудь рассказывал об этой истории.

— А это от вас и не требовалось. Достаточно почитать вашу пьесу.

— Ну да, помню. Женщина, разгадывающая чужие тайны. Так мне вас представил ваш муж. Допустим это так. В чем же тогда состоит мой секрет, который для вас столь очевиден. Вы можете его мне назвать?

— Ваш секрет очень прост. Вы, безусловно, талантливы. И, как многие таланты, возомнили себя гениальным. Разумеется, вы ожидали от мира соответствующего отклика на ваш гений в виде аплодисментов, признания публики, денег. Вы хотели стать знаменитым. Но, похоже, на этом пути вы набили много шишек. Вас постигло разочарование, если не больше.

— Что ж вы почти правы, — вынужден был согласиться Феоктистов. — Вы только не угадали то, что я был на той самой вершине, к которой многие безуспешно рвутся. Я был самым модным драматургом в столичных театрах. Мои пьесы шли нарасхват. И я прекрасно знаю, что это такое, когда тебе рукоплещет восторженная публика, когда тебя осаждают журналисты и поклонники. Это был потрясающий успех. Только все это рассыпалось, как карточный домик в один момент. Как вы думаете почему?

— Очевидно какая-нибудь интрига.

— Не интрига, а всего на всего банальная интрижка. Я застал мою жену в своей собственной постели с режиссером театра, в котором ставились мои пьесы. Вот тут то и выяснилось, кому я обязан своим успехом. Мой талант, оказывается, никого не интересовал. Будь я трижды гением, будь я самим Шекспиром, всем на это было бы абсолютно наплевать.