Людмила Котлярова - Загадка Бомарше

— Оставьте Мадлен в покое, сударыня. Пусть ее душа упокоится с миром. Ради памяти дорогой для нас обоих усопшей, я предлагаю вам оставить наши распри и взаимные упреки. Какая нам в том польза, раз ничего нельзя изменить.

— Ошибаетесь, сударь! Как раз по этому поводу я вас и пригласила. Я решила изменить свои показания, и буду оспаривать ваше право на наследование имущества Мадлен.

— После того, как вы добровольно от него отказались? — изумился Бомарше.

— Я подаю на вас в суд, где буду настаивать на том, что вы силой заставили меня подписать бумаги по наследству.

— Я буду это отрицать, — невозмутимо произнес Бомарше.

— У меня против этого имеется свидетель, — метнула в его сторону недобрый взгляд мадам Обертен.

— Позвольте узнать кто? — поинтересовался Бомарше.

— Мой духовник. Он готов подтвердить мои показания о том, что вы обманным путем принудили меня подписать документ, содержание которого мне не было известно.

— Извольте полюбопытствовать, сударыня, он в заговоре против меня вместе с вами или вы солгали ему на исповеди? — с сарказмом произнес Бомарше.

— Оставьте ваш ироничный тон, сударь. Вы недооцениваете серьезность положения, в котором оказались. Советую вам добровольно отказаться от всяких притязаний на наследство. Иначе я буду вынуждена потребовать расследования о причине скоропостижной смерти моей дочери, а также моего покойного зятя — господина Франке, скончавшегося менее 2-х лет назад. Не слишком ли много смертей за столь короткий срок? Пусть суд разберется почему люди, чья смерть сулила вам немалые деньги, так быстро покинули этот мир, едва вы оказывались с ними рядом.

Госпожа Обертен была уверена, что эти слова повергнут теперь уже бывшего ее зятя в сильнейший страх. Но, напрасно она ожидала подобной реакции от Бомарше. Этот наглец нисколько не испугался мрачной перспективы, которую она так красочно живописала ему.

— Ваши обвинения абсурдны, — невозмутимо произнес он. — Неужели вы осмелитесь заявить об этом в суде? Неужели такая благочестивая прихожанка, как вы, не убоится гнева Господня за столь чудовищную ложь?

— Так не искушайте же меня, сударь! — губы мадам Обертен задрожали от негодования. — Я от своего не отступлюсь. Эти деньги принадлежат моей семье, откажитесь от них и расстанемся с миром.

— Сударыня, я не считаю себя вправе подчиняться вашему давлению и прислушиваться к нелепым обвинениям, которые вы выдвигаете против меня. — Бомарше спокойно смотрел ей прямо в глаза. — С другой стороны у меня нет ни малейшего желания раздувать наш с вами семейный конфликт до состояния затяжной войны. Более того, я готов почти полностью отказаться от своих прав на наследство, если вы откажетесь от намерения обесчестить меня. Завтра же я нанесу визит своему нотариусу, чтобы посоветоваться об этом деле. После чего сообщу вам свое окончательное решение. Надеюсь, что мы с вами, не смотря ни на что, придем к взаимовыгодному соглашению и расстанемся с самыми добрыми чувствами по отношению друг к другу. Прощайте.

Обозначив свою позицию, Бомарше неспеша удалился. Он нисколько не сомневался в том, что мадам Обертен примет его условия.

Весь день Феоктистов думал о том, что вечером непременно заявится к Аркашовой. Пора выяснить окончательно, что это за фрукт и с чем его едят. Он ни за что не верит этому алкоголику — ее бывшему муженьку, что она именно такая, какой он ее описал. С какой стати, позвольте вас спросить. Совершенно неприметная артисочка — и вдруг такой нестандартный человек. Так в жизни не бывает, он всегда был уверен, что все соответствует друг другу, как пазлы для сборки фигуры. И много раз в том убеждался. Да и сам так жил, пытался находиться во всех своих проявлениях на том уровне, на который вознесла его судьба. Правда, с некоторых пор она почему-то стала то и дело сбрасывать его вниз. Но он не собирался подчиняться новым обстоятельствам. И ничуть не сомневается, что все это временно, настанет момент — и он вновь вознесется на прежнюю высоту. А потому он не должен давать себе поблажки, а действовать и поступать так, как будто у него все замечательно. Хотя порой, признавался себе Феоктистов, бывает трудно удерживать себя в нужном тонусе. Подчас он испытывает сильное искушение плюнуть на все и максимально опроститься, стать примерно таким же, как этот Егор. Но всякий раз, когда к нему подступало подобное желание, его охватывал самый настоящий страх. Страх, что однажды он поддастся этому искушению, а не отринет его. И тогда уже ничего не удержит от окончательного скатывания вниз.