Рина Оре - Три цветка и две ели. Второй том

– Ладно… Я пойду… Завтра утром жди Сиурта и Аргуса.

– Уйди, наконец! – в сердцах выкрикнула ему Маргарита.

И Рагнер молча ушел – вскоре громко хлопнула входная дверь.

________________

От «Белой башенки» до Сторожевого дома путь быстрым шагом занял минут двенадцать. Зайдя за ворота Лодольца, Рагнер и его охранители миновали прямоугольное ристалище, где плотники возводили помосты и трибуны для предстоящего рыцарского турнира. Рагнер решил попробовать застать Аргуса в Канцелярии. Королевские ворота перед мостом закрывались с наступлением темноты, поэтому к Служебным воротам Сторожевого дома шли кучками мужчины – пожилые, средних лет и совсем еще юнцы, но у всех них будто была печать собственной значимости на лицах. Писцы, секретари, счетоводы, все они носили небольшие шляпы и, здороваясь с Рагнером, приподнимали их над головой – это действие заменяло почтительное приветствие и не отвлекало более высоких по положению людей, чем они.

Канцелярию ее служащие прозвали «Проходлярией»: стражей на входе не наличествовало, и любой, кто попал в Лодольц, мог туда спокойно войти. Правда, интересных происшествий там никогда не случалось: в кабинетах первого этажа творилась разная скучная «бумажная возня», на втором этаже обитали люди поважнее, отвечающие за связь Брослоса с другими городами и землями Лодэнии, третий этаж заняли самые важные мужи – приближенные канцлера, отвечающие в том числе и за иноземные отношения. На четвертом этаже размещался архив.

У уже закрытых Королевских ворот Рагнер отправил своих охранителей к Малому дворцу, а сам в одиночестве проследовал в Канцелярию, поднялся на второй этаж опустевшего здания и крикнул Аргуса Нандига. Его друг спустился с третьего этажа. Аргус всегда одевался со вкусом, вот и сейчас он облачил себя в отличный светло-бежевый камзол длиной немного выше колен, красные штаны и синюю рубашку; на голове носил сероватую, с небольшими полями шляпу, удобную для частого приподнимания.

– Отменно выглядишь, модник! – обрадовался ему Рагнер.

– А ты мог бы лучше! Подстригись уж, а то хуже Эорика.

Они скрепили руки знаком двойного единства, и когда Аргус положил левую руку сверху, то на его мизинце блеснуло золоченое кольцо-печатка с гранатом. – Откуда у тебя эта кальсингогская метка? – удивился Рагнер, размыкая руки. – Всего за полгода – и так поднялся!

– Всего-то третий посыльный канцлера. Самый младший.

– Скромняга. Четвертый человек в Канцелярии! Я даже тебя немного боюсь… И ты не ёкаешь! Не «всёгё», а «всего» говоришь!

– Я и меридианский лихо подтянул. Думал, совсем забыл его…

Они общались в просторной квадратной проходной зале второго этажа, в какой не было ничего примечательного, кроме широкой лестницы, окаймленной дубовой балюстрадой, и витиеватых оконных рам в трех полукруглых нишах – у центральной оконной ниши мужчины и встали. Казалось, что в Канцелярии никого, кроме них, уж нет. Но откуда-то из глубин раздавалось далекое покашливание Инглина Фельнгога. Если бы Рагнер не знал Аргуса, то он бы решил, что и тот пытает его этим истощенным, несчастным, про́клятым секретарем.

– Как же это невыносимо! – не сдержался Рагнер, опять услышав покашливание.

– А я привык. Уже и не хватает чего-то, когда его кашля не слышу: как на отдыхе, а не на службе…

– Да он удивителен, – согласился Рагнер. – Как то сразу дает понять, что для счастья нужно мало – всё-то лишь бы более никогда его не слышать!.. А ты? Давно на побегушках у лысого свиристеля?

– Пару минут назад я был четвертым человеком в Канцелярии, и ты меня боялся! – напомнил ему Аргус.

– Я бы не радовался на твоем месте… – вздохнул Рагнер. – Был у лысого свиристеля в гостях, в его большущем доме у Лидороса?

– Да… был. Это разве скверно?

– А после обеда долгие беседы ни о чем с ним вел, так?

– А что тебе не нравится? – с раздражением спросил Аргус. – Я дорожу службой и стараюсь, как могу. Сам видишь: другие уже отдыхают, а я здесь… Я заслужил доверия господина Кальсингога честно. И, кстати, это низко обзывать за недостатки внешности, а должность канцлера высока и почетна. Сам король доверил ему Большую печать, и с ней волю и слово! Меня оскорбляет и твое неуважение к Канцелярии, и когда ты обзываешь канцлера свиристелем, тем более лысым. Что такого, что лысый?

– Аргус, – оторопел Рагнер. – Ну не обижайся… Что же я всех обижаю… Ты прав, нет ничего такого в лысине. Отец короля Ивара вошел в Историю как Лысый, и ладно: благородного орла не портит ни лысина, ни шепелявость, а Кальсингог бесится, поскольку самовлюблен и знает, что он мелкая птица. Я же уважаю достойных людей, а не должности. И извини, тебе неприятно будет это знать, но если Кальсингог тебя приметил, то тебе не радоваться надо. Когда ты привыкнешь к новой должности и власти, он устроит проверку – захочет знать, что ты выберешь: службу или честь. И если честь, то эту службу потеряешь.