Рина Оре - Три цветка и две ели. Второй том

– Так, значит, ты сама решила уйти?! – выслушав ее, спросила потрясенная Марлена. – Да ты лишь о себе думаешь! – возмутилась она. – Да хоть раз, что б я еще… Я душу из-за тебя чуть не загубила! Тогда, когда согласилась помочь Лодэтскому Дьяволу, – я ведь прекрасно знала, что он убьет Совиннака. И я не хотела поддаваться мести – но из-за тебя поддалась! – указала она на Маргариту ножом. – А ты, глупая девчонка, то любишь Лодэтского Дьявола, то его не любишь! То хочешь в Лодэнию – то назад в Орензу ей надобно! Думай же, наконец, головой!

– Марлена, – обиженно проговорила Маргарита, – он же мне изменил, предал меня и… И ничуть даже не пытается удержать…

– Это не так! – закончив с рыбой, Марлена принялась сердито мыть руки в медном тазике с водой. – Иначе что он бы здесь делал? И подумаешь: измена! Частенько бывает, что мужья изменяют, но если ты любишь, то должна простить, следуя гласу духовной любви, а не земной. Должна взять за козлиные рога свою Гордыню, обуздать ее и пытаться вернуть супруга из блуда в семью, – так нас учат на проповедях. И борьба за супруга ничуть, ни капельки, не унижает женщину!

– Тебе изменяли? Огю Шотно тебе изменял?

– Нет конечно! Я бы его никогда не простила!

– Ну вот!

– Это другое! Его я не любила. А Магнусу я бы простила даже измену.

– Говоришь так, потому что знаешь, – он тебе не изменит! – разозлилась и Маргарита. – Опять получается, что для тебя во всем одна я виновата! Хотя изменил-то – он! К женщинам все несправедливы! Даже другие женщины! Вот мужчины, они покрывают друг друга! Не няньки они, виделишь ли… Да они отличные няньки своим дружкам! Тебе просто не понять меня: что это такое, когда всё оказывается ложью! Наши глаза, когда мы смотрели друг на друга и молчали – тоже всё было ложью… – вытерла она щеку и доела булочку. – Не хочу больше мужчин. Скоро у меня родится моя Ангелика… О, да! – забыв про слезы, возмутилась она. – Он даже дочку мне не позволял назвать так, как я хотела! Вообще, быть герцогиней – это жутко скучно. В Оружейную нельзя, в спальню к нему нельзя, ко мне в спальню мужчинам тоже нельзя! Я ларь одна таскала! И все вокруг пакостят, вредничают или сплетничают – и им тоже нельзя дать повода. А ему можно всё! Да ну! Не хочу более замуж. Больше не хочу, чтобы мне указывали!

Расстроенная Маргарита прошла к грубому кухонному буфету, достала горшочек с вареньем и новую булочку из корзинки с салфеткой. Густо наполняя внутренность хлебного колобка сладкой начинкой, она продолжила рассказ:

– Я все дни проводила, как в заточении, одна в замке. Сидела у окошка и ждала, когда же посинеет это проклятое небо и когда соизволит прийти герцог Раннор – и порадовать меня: измять мне платье, растрепать мне волосы, обозвать толстухой, булкой, пышкой и лепешкой! – посмотрела она булочку с малиновым вареньем и потеряла охоту до нее. – И хорошо еще, что не слоном и не медведем! – резко заплакала она. – Тея Мааагнус медвееедем обзывал?

– Нет, – подошла к ней Марлена и обняла. – Он не обзывается, хотя мне иногда хочется…

– Чего? – шмыгнула носом Маргарита.

– Ну, у нас тоже не всё ладится, – отстраняясь и гладя ее по голове, говорила Марлена. – И мы тоже ссоримся. Вернее, ссорюсь я, а он всё улыбается и улыбается! А ведь я так любила его улыбку, но сейчас порой сил нет никаких! И всё-то ему нравится! Так – по душе, сяк – по сердцу, что я ни сделаю – всё по нраву! А это значит, что ему не нравится ничего! Я стараюсь, а он моих усилий не замечает вовсе – только если я прямо укажу и ткну пальцем – лишь тогда заметит новую скатерть, удивится и скажет, что ему по нраву!

Внезапно что-то глухо кашлянуло – обернувшись, девушки увидели в дверях Магнуса и Рагнера, обоих во всем мрачно-черном и с самыми мрачными выражениями на лицах.

– И давно, любимый, вы там стоите? – несмело спросила Марлена.

– Давно. И мне было не по нраву то, что я услышал! – ответил Магнус.

– Вот наконец-то! Теперь я полностью счастлива, любимый мой. Давай немного поговорим… – подошла к нему Марлена, и тот увел ее из кухни.

– Я тоже всё слышал, – задумчиво проговорил Рагнер. Прислонившись спиной к дверному косяку, он стоял в проходе и глядел, как они скрываются в передней. – Слух у меня весьма острый, как ты знаешь… Я думал, что мы давно оставили в прошлом твои обиды на мои шутки.

– Нет! Просто ты шутил, шутил и снова шутил, не слушая меня, что мне обидно! Что я должна была делать, если ты меня не слышишь? Вот и терпела…