Виктория Мальцева - Опиум. Вечность после

Я возмущалась, не могла успокоиться до самого конца нашего отпуска, утомляя Дамиена своими причитаниями, пока он, наконец, не объяснил себя:

– Ты не понимаешь! Это как занять первое место в очереди, где тебе почти гарантированно достанется то, о чём ты всегда мечтал! Все вокруг завидуют твоему счастью и заглядывают через плечо, чтобы раздосадоваться ещё сильнее в собственной неудаче, а ты подпрыгиваешь на месте от нетерпения и даже встаёшь на носки, стараясь дотянуться и потрогать, пока не появился продавец. И тебе снова все завидуют! – морщит нос.

После этого разъяснения я умолкла раз и навсегда.

А кольцо с тех пор никогда не снималось с моего пальца – он надел, и никогда уже этого не повторит. Я почти не готовлю, а если случается – надеваю перчатки, чтобы не повредить и не испачкать. Кручу его вокруг своей оси, когда нервничаю, и это часто помогает совладать с собой. Или нежно поглаживаю подушечкой большого пальца, когда вспоминаю о Дамиене. Никто не знает, откуда у меня это кольцо, даже мать. Ни одной живой душе не известна тайна предварительной заявки, кроме того, кто сейчас на неё смотрит.

Смотрит и нервно сглатывает, если до этого держался, прятался за взрослым фасадом, то теперь почти обнажился. Медленно поднимает глаза, боясь смотреть в мои, но и одновременно нуждаясь хотя бы в одном искреннем взгляде. Так же, как и я, очевидно. И мы оба получаем то, чего так желали, потому что никто кроме нас не может нам это дать – Понимание.

Настоящее понимание боли и жестокости жизни, потому что тот второй единственный способен до конца её прочувствовать. Отражение твоего непотопляемого чувства в другом, таком же непотопляемом. Утешение, потому что ему так же плохо, как и тебе, так же тоскливо, так же одиноко и холодно.

И он так же, как и ты, тайно мечтает оказаться на необитаемом острове. На затерянной планете. В самом отдалённом и беспризорном уголке Вселенной, если только с ним будешь ты. Это – единственное условие.

Sia – Deer In Headlights

Ужин заканчивается, гости разбредаются по гостиной в ожидании чая и сладкого, мужчины с мужчинами, женщины на кухне.

После кольца Дамиен ни разу на меня не взглянул, ни разу. И если опустить наши «отношения», то я просто как человек даже нуждаюсь в уважении. Выбираю момент, когда мой муж отвлечён, а родителей и вовсе рядом нет, набираюсь смелости и подхожу к нему.

– Привет!

– Привет, – отвечает, не отрывая взгляда от бокала в своих руках.

– Я как будто невидимка для тебя! – упрекаю.

Наверное, в этих словах должно было быть возмущение и даже негодование, но я их буквально прошептала, произнесла так тихо, чтобы только он услышал.

Дамиен поднимает свой взгляд не сразу, ему, очевидно, потребовалось время, чтобы собрать свои силы и посмотреть мне в глаза:

– Мне так легче…

Чёрт, возьми… чёрт, чёрт…

Зачем я тронула его? Зачем?

Это не взгляд, нет – это океан сожалений. Это не душа, это рваная рана. Я всё это время, все эти дни, недели, месяцы, годы думала о себе, о нас, но ни единой секунды о нём. А он тоже несёт этот груз, эту абсурдную боль, и его ноша, похоже, в разы тяжелее моей.

Я помню, как он любил меня. Помню, как менялся, как его жёсткость перерождалась в манящую мягкость, грубость в нежность, а ненависть в любовь. Как трогательно все это было…

Я просто стою рядом, я просто… сестра? Член семьи? Близкий человек? Родственник? Кто я ему, если он сотни раз был во мне? Кто он, если я до сих пор помню вкус его губ, их мягкость, и те поцелуи мне снятся? Кто он, если после однообразного рутинного секса с мужем мне снится близость с ним, и во сне я всё чаще испытываю оргазмы, а просыпаясь, плачу, потому что в реальной жизни у меня их нет. Теперь совсем уже нет.

Мои вспотевшие ладони дрожат, и я с трудом сдерживаю слёзы. Как всегда, как и бывало раньше, он оказался прав: нам обоим было бы легче без глаз друг друга. И теперь, когда он смотрит на меня всё с той же любовью, но теперь уже смешанной с горечью, я едва сдерживаюсь, чтобы не взвыть.

Каменная улыбка – моё спасение. И пусть в этот момент я похожа на робота Си-Три-Пи-О, пусть! Главное, не рыдаю.

Дамиен поднимается, и рядом с ним я чувствую себя букашкой. Маленькой-маленькой.

– Давай выйдем на воздух?

Его голос так мягок… Я помню этот тон и эту мягкость в моменты, когда на него волнами накатывала нежность, и он целовал меня, называя своим «Опиумом». Но ещё чаще этот бесподобно бархатный голос шептал е нежности или непристойности во время…