Раиса Лобацкая - Дамский преферанс

Они удобно устроились среди древних развалин, наблюдая в лучах заката бесконечную вереницу путников, устремлённых к вершине. Разноликая и пёстрая лента шкуркой роскошной тропической змеи распростёрлась внизу вдоль дороги, заползая на обочины, покрытые то ковылём, то сухостоем, то серыми голышами промытых вековыми дождями камней.

Одни шагали преисполненные беспечной лёгкостью, улыбаясь и насвистывая. Другие понуро, словно измождённые лошади, тянулись в гору с непосильной поклажей лет на плечах, вздыхая и постанывая. Было немало и таких, что, скрестив руки за спиной, шли, споря и переругиваясь с кем-то, чей облик был доступен и понятен лишь им одним.

Высокий худой старик останавливался, то и дело обращая взор в беспредельное пространство, пытаясь разглядеть там, найти нечто известное ему одному. Не видел и хмурился на миг, продолжая затем, словно в забытьи, свой размеренный путь. Недоверие, вспыхивающее на его лице, время от времени стиралось, сменяясь надеждой.

Молодая женщина шла, беспрерывно озираясь и суетливо поправляя то волосы, то складки одежды. Жесты были столь красноречивы, что вызвали у них обоих улыбку.

На подъёме было достаточно и тех, кто почти бежал, задыхаясь и падая, ускоряя и ускоряя шаг. Вверх, вверх! Быстрее других, привычно и ловко преодолевая крутые извивы дороги! Глядя на этих суетливых чудаков, наблюдатели опять слегка улыбнулись, переглянулись и покачали головами. Не в осуждение, нет, привычная ирония – путники есть путники. И все же… ах, уж эта их извечная слепота, ошеломляющая неспособность проникать в суть, оценивать себя среди событий, явлений, жанров бытия, реализующихся в спиралях Вселенной…

А, впрочем, чего ожидать от путников? Хотя случались раз-два в столетие и исключения. Вот взять хотя бы этого внимательно и не суетливо что-то ищущего у пробитой заступами обочины. Неужто тот, кому доступно осознание бытия? Давно не являлись…

Ближе к ночи путники всё прибывали, нескончаемый поток сливался из мелких ручейков, снова ветвился, растекаясь обширной дельтой и скрываясь затем за холмом. Их вереница в сумерках казалась более однородной, змеиная шкурка исчезла, хотя несовместимая дробность внутри потока сохранялась. Путники шли, не смешиваясь, не замечая друг друга.

В толпе, идущей наверх, всякий одинок, как нигде. Одно и то же и в том мире, и в этом.

– Ты решил поменять правила? Я не против, если они не во вред порядку. Нет? Что ж, пусть отныне будет так. Хлопот как будто не больше… Однако не возьму в толк, зачем тебе всё это? – нарушил молчание один из двоих наблюдателей.

– Посмотри на идущих, и ты всё поймёшь. Толпа пестра и разобщена, но каждый по сути – слепок другого. Детали не имеют значения. Они лишь меняют облик.

– Да, пожалуй, ты прав. Так вот от чего у меня вечный сплин? Они все до скуки похожи друг на друга. И на нас с тобой! – ироничный взгляд в сторону собеседника, сменившийся раскатистым смехом.

– Зачем ты так жесток? – старое недоверие скользнуло меж ними.

– Не будь смешным, приписывая мне человеческое, – гримаса исказила выразительное лицо, – Тебя самого они считают, падая ниц, добрым и всемогущим. Оставим это им, – он кивнул в сторону вереницы на склоне. – Мы оба знаем, что ты, как, впрочем, и я, не обладаешь ни одним из приписываемых нам качеств. Да и в легковесных ли оценках людей – жалких путников на вечном пути из мира сует в мир покоя – таится предназначенное тебе и мне порядком? Я лишь хотел узнать, в чём твой критерий, согласно которому ты, наблюдатель, отвечающий за добро, распахнул перед ними врата покоя?

– Критерий, как и прежде, страдание. Все они много страдали. Любой путник, отхлебнув от чаши познания, уже тем самым был наказан. Хотя бы однажды, – замолчал на миг, и, немного помрачнев, добавил: – И каждый хотя бы однажды, переходя из мира сует сюда, в наш не бренный мир, заслужил покой.

– Ну, ты опять смешон! Да, каждый отхлебнул от чаши, но только единицы поняли, что пригубили от познания, которое разлилось по жилам, заполнило каждую клеточку мозга… Только единицы поняли, что им даровано, и попытались сохранить, упрочить, использовать во благо… Но масса?! И каждому из зёрен этого бессмысленного месива ты решил даровать покой? А ты не боишься, что, упразднив наказание, тем самым лишил их страха. Теперь они не будут бояться того, что когда-то сами же нарекли грехом.