Раиса Лобацкая - Дамский преферанс

Маша не стала уточнять, что за грехи, способные спасти её на предстоящем экзамене, водятся за Сан Санычем. Выпитое вино, чудесный десерт и сказочный пейзаж за прозрачной стеной уносили её далеко от мелких передряг сегодняшнего дня.

– Давай-ка я тебя домой отвезу, по-моему, тебе сегодня следует отдохнуть: вид у тебя что-то не очень.

Поистине всепонимающим и чутким приятелем был адвокат Гордеев. Маша нередко даже сожалела, что дальше приятельских отношения с Ренатом не продвигались.

– Жаль, жаль, жаль… Однако ещё не вечер, – смеялась она, разбирая на ночь постель.

Маша присела за компьютер, но ещё не успела на сон грядущий пробежать по диагонали последние новости, как по скайпу её начала вызванивать Марина:

– Маш, у тебя всё в порядке, что такая расстроенная? Проблемы в университете?

– Да нет, Марина, – нехотя отбивалась Маша, – в целом всё нормально, только устала немножко. Просто с одним однокурсником повздорила. Он, такой дурачок малахольный, на евреях, кавказцах, неграх и православии помешался, а сам ровным счётом ничего не знает, ну, я на него и наехала. Зря, конечно, нельзя убогих обижать, просто под горячую руку попал, а я и отыгралась. Сожалею.

Было видно, как Марина погрустнела и спросила озабоченно:

– А что за неординарные события руку разогрели?

– Да не было ничего неординарного. Всё как всегда. Не первый раз. У нас сегодня Толкунов последнюю лекцию перед сессией читал, а на улице солнце, и зайчики по потолку бегают, и предвкушение близкой весны по всем щелям сочится. Короче, я отвлеклась, а он бдит. Подошёл, спрашивает: «Не интересно?» – я честно и брякнула, что не интересно, а главное, что и он сам мне не интересен…

Марина там у себя, в парижской комнате, всплеснула руками:

– Машка, он же тебя предупреждал, что ты диплом получишь только через его труп. Мне остаётся теперь одно – прилететь и убить его, а потом сразу назад, пока не поймали. Другого выхода нет, – она вздохнула обречённо, – раз сам на труп напросился.

Маша улыбнулась и подумала: «А ведь, приключись со мной что-то серьёзное, Марина точно убьёт виновника, не дай Бог».

Мать бросила Машу, когда ей исполнилось три года. Точно, день в день, упорхнула, улетела вслед за новой любовью в неизвестные края. Спустя годы Маша не могла вспомнить своих отношений с матерью до её исчезновения. Не помнила ни ласк, ни наказаний, ни разговоров «по душам», ни подарков. Ничего не помнила, кроме её спешного исчезновения. Оно время от времени проступало в Машином сознании разорванными цветными пазлами, которые никак не собирались в картинку.

Рано утром мать чмокнула едва проснувшуюся дочку в тёплую и примятую со сна щёку, подхватила туго набитую дорожную сумку, словно не распакованную со времени их недавнего возвращения с моря, где они две недели отдыхали втроём, вместе со светившимся от счастья папой, нежась целыми днями на золотистом песке пляжа, тонкой извилистой полоской убегающего к горизонту, громко хлопнула входной дверью и застучала каблучками по гулким ступеням подъезда.

Маша удивилась отсутствию подарков, которые предвкушала с вечера, и не успела спросить, куда и надолго ли мама уезжает, подбежала к распахнутому окну и увидела, как та появилась далеко внизу, у края тротуара, забросила тяжёлую сумку на заднее сиденье стоящей у подъезда машины и, прежде чем скрыться навсегда, запрокинула своё счастливое, улыбающееся лицо навстречу Маше, приветливо помахала рукой и растворилась в горячих струях июльского утра.

Об исчезновении жены отец узнал только вечером, когда, шумно сгрузив в их просторной прихожей подарки для Маши и продукты к праздничному столу, вошёл в спальню в надежде обнаружить там жену, вместо этого увидел на подушке аккуратно застеленной кровати сложенный вдвое белый лист оставленной для него записки.

Он долго не находил себе места. Неделями, казалось, не вспоминал о Машином существовании, потом вдруг кидался одаривать её вниманием, водить по магазинам, соблазняя покупками, потом вновь сторонился её, как чужой. Именно в те душные, мглистые от близких пожаров торфяных болот дни Маша поняла, как ей следует жить дальше, без мамы.

Маму обязательно забыть, считать, что её просто никогда не было. Это оказалось совсем не трудно. Папу надо опекать: он болен и беспомощен, а она, Маша, может всё.