Раиса Лобацкая - Дамский преферанс

Маша, сколько себя помнила, была вообще натурой страстной, азартной, цельной. «Это я в мать пошла, – размышляла она время от времени. – Кстати, в которую из матерей? – задавала она себе не праздный вопрос, – Обе по жизни оказались страстными, азартными, цельными. Правда, каждая в своём роде. Полагаю, я лишена безрассудства, значит, кровь не сыграла. Генетика отдыхает. Ну, и славно!»

Она росла вольным ребёнком, именно так, а не своевольным, как часто принято упрекать непослушных детей. Её вольность проявлялась в ранней самостоятельности и высокой самооценке. Нашкодив, как всякий ребёнок, не выносила упрёков, не впадала ни в ложное, ни в искреннее раскаяние, гордо неся свою провинность сквозь обычное неловкое замешательство взрослых.

– Я хо-р-рошая! – с убеждённостью бросалась она к папе, грассируя «р», который только к пяти годам научилась выговаривать. – Накажи Марину!

– Ты хорошая, – гладя лежавшую на его коленях пушистую головку, говорил папа, – но понимаешь, Машенька, даже очень хорошая девочка может совершать плохие поступки. А ты их повторяешь постоянно. И потом, Марина тоже хорошая. Как же я могу её наказывать? За что?

– Хо-р-рошая?! – неизменно поражалась Маша. – Получаемся мы обе хо-р-рошие?! – и незамедлительно бросалась от папы к Марине, стоящей обычно у окна. Её натянутая пружиной спина выражала отчаяние и муку. Маша наскакивала на Марину сзади, крепко обхватывала, твердя: – Хо-р-рошие, хо-р-рошие! Мы обе хор-рошие!

Конфликт формально всегда заканчивался в Маринину пользу, хотя, невзирая на уговоры мужа, что ребёнку свойственно чаще, чем взрослым, находиться в состоянии стресса, было ясно, что очередной стресс пережила именно Марина.

Всякий раз после бурного примирения папа вёл их обеих на прогулку, или в кино, или в музей. О, какое счастье эти музеи! Там Маша хватала Марину за руку и таскала от одного понравившегося ей экспоната к другому, требуя подробнейших объяснений. Выслушивала, а потом для верности опрометью бросалась к папе за подтверждением информации. Если «показания» Марины и папы не совпадали, начинался допрос с пристрастием под стоны и вздохи очумевших родителей.

– Маша – борец за справедливость! Ей нужна полная ясность, – уговаривал Марину папа.

– Да, – соглашалась Марина, – только она справедливость своеобразно понимает. Всегда в свою пользу.

– Ей только пять. Подрастёт – переосмыслит.

– Ага, – смеялась Марина, – переосмыслит на моих весёлых похоронах! – И, прижимаясь к плечу мужа, любовалась Машей, несущейся вскачь по фойе.

– Машенька, а что, этот Витька, он у вас один такой или целая шайка? – спокойно, без нажима, спросил Ренат.

Не было в его вопросе ничего такого, что бы могло насторожить, и всё же она насторожилась, вспомнив, как в перерывах между лекциями Витька шептался о чём-то или ржал в коридоре со своими дружками – такими же, как он, придурками, навещавшими его время от времени. Все они были не с их курса. Как на подбор бритоголовые, хамоватые и агрессивные. Лишь однажды она заметила красивого серьёзного парня, что-то подробно растолковывающего Витьке, и удивилась: что могло быть общего у интеллигентного незнакомца с этим жирным, тупым бараном? Нэлка с Иркой тогда будто случайно прошли мимо и почти хором нежно пропели: «Познакомил бы нас с другом, Витенька». На что тот бесцеремонно рявкнул: «Идите себе, идите, не путайтесь тут под ногами! Нужны вы нам обе!» А когда обиженные подруги, картинно дёрнув плечиками, удалились, Маша случайно краем глаза увидела, как Витька указал подбородком в её сторону и одними губами прошептал: «Вон та». Незнакомец на несколько мгновений задержал на Маше взгляд и отвернулся, едва заметив её интерес.

– Не знаю, – сказала она неуверенно, – вроде есть у него друзья, а уж единомышленники они или шайка, или так, «погулять вышли», сказать не берусь. – Поколебалась, но рассказывать историю с незнакомцем не стала. Остановило что-то.

– Ты бы, Машута, с ним больше в перепалки не вступала и своё гипертрофированное чувство справедливости публично не демонстрировала. Все эти свихнувшиеся на национализме «витьки́» (он намеренно сделал ударение на последнем слоге) не так сейчас безопасны, как может показаться. Поверь мне. А твою проблему с Сан Санычем мы решим, не беспокойся ни о чём. Да и не проблема это вовсе. Он с детства нашего незабвенного был желчным занудой. – И на удивлённо вскинутые Машей брови улыбнулся понимающе. – Выросли мы с ним в одном дворе, правда, не дружили никогда. Да с ним, собственно, никто не дружил. Трудный человек… Плохой, но управляемый. Решим. У нас на него крепкий крючочек имеется. Очень крепкий – не сорвётся.