Сергей Skolorussov - Кукушка на суку. Акт четвёртый

Дельные предложения из неё так и прут.

– Даже дикари набедренные повязки носили.

– Ладно, уговорил. И мы будем. Из травы и лопуха сделаем.

Она облизнула пальцы и снова скинула верхнюю одежду, а затем вихляя бёдрами стряхнула трусики:

– Давай! Теперь твой черёд.

– Я и не собирался.

Она подошла вплотную:

– Вот ведь врешь. Врёшь! Хочешь ведь меня. Я по взгляду вижу.

– Сколько раз говорить: я не люблю тебя. Не люблю. Зачем ты опять начинаешь?

Неожиданно она ухватилась за моё причинное место:

– Ого! Правду говорили, что ты герой-любовник. Такой большой!

Я схватил за ладонь девушки и вынужден был приложить силу, чтобы оторвать её от моего… э-э-э, паха.

– Вот ведь какой. Сильный. Учти, врачи говорят: терпеть вредно. Это плохо сказывается на здоровье мужчин.

– Я и не терплю. Меня это не беспокоит.

Почувствовав, что я только обороняюсь, она вновь попробовала перейти в атаку:

– Тебя не мучают эротические сны?

Вопрос, словно из анекдота. Поэтому мой ответ прозвучал, как по писаному:

– Нет, не мучают. Я от них тащусь.

– Ведь здоровый мужик. Зачем ты мучаешь себя и меня? Разве так можно? Идиотизм какой-то.

– Виола, родная, я люблю другую. Ты можешь это понять? Или у тебя сексуальная пелена застилает глаза, уши и мозг?

– Тогда почему он наизготовку? Значит, хочешь.

– Я же не импотент. Это инстинкт. Обычная природная реакция.

– Хорошая реакция. Я бы даже сказала: хорошая эрекция. Сейчас посмотрим, как она заработает по-настоящему, – девушка резким движением постаралась сдёрнуть с меня штаны.

Но я перехватил её руки и отвёл их от себя.

– Сильный. Пользуешься тем, что ты сильный.

– Господи, всё вверх тормашками. Вот если бы я, используя свою силу, насиловал тебя, тогда эти слова звучали бы нормально.

– А то, что я так унижаюсь – это нормально?

На её глазах выступили слёзы. Она сделала шаг в сторону и отвернулась.

– Виола, – я положил руку на её плечо, – мы так хорошо жили. Что случилось? Чего ты так ни с того, ни с сего завелась?

– С чего? С чего завелась? – вспыхнула девушка. – Я здесь свихнусь от одиночества. Представь только мою жизнь. Проснулась и нечем заняться. Только мысли, мысли, мысли – и ничего больше! И так каждый божий день. Ты хоть на рыбалку ходишь, а мне что прикажешь делать?

– Ходи со мной.

– А там я что буду делать? Сидеть и смотреть на тебя? Какая разница, где сходить с ума. Я больше не могу. Меня всё бесит. Я не могу жить. Не могу смотреть на море – так как там не плывут корабли. Не могу смотреть на небо – там нет самолётов. Не могу смотреть на тебя – потому что ты меня не любишь. Я ничего уже не могу.

Мне и самому было тошно. Каждый день одна и та же телевизионная программа. Нет, две. Первая – «Диалоги о рыбалке», вторая – «Научи меня готовить». Она продолжала:

– Всё это можно было бы вытерпеть. Все невзгоды необитаемого острова. Не зря говорят: «С любимым рай и в шалаше».

– Вот.

– Что вот?

– Здесь главное слово не «шалаш». Но кто сказал тебе, что ты меня любишь?

Ви отпрянула, явно разозлившись:

– А то, что я на эти дурацкие съёмки в эту глушь словно декабристка поехала – это не о чём не говорит? Из-за тебя поехала.

Новые слова на старую песню. Она то и дело выдаёт новости про меня. Мало того, что девушка слишком много знает о моей жизни, теперь оказывается, что она из-за меня здесь очутилась. Не-е-ет, это всё дикая природа и скука так действует. И ничего больше.

– Значит, не любила, не любила, даже лаялась со мной – а теперь оказывается, что ты из-за меня в экспедицию попёрлась. Это ты сейчас подгоняешь желаемое под действительное. Захотелось тебе развлечься, вот и выдумываешь невесть что.

– Какой же ты всё-таки…

– Какой есть. Предположим, что это правда. Ты потащилась сюда из-за меня, так как была влюблена изначально. Почему тогда в лагере ко мне не приставала?

– Потому.

– Ну почему, почему?

– Во-первых унижение. Думаешь то, что я сейчас взяла на себя инициативу – это для меня норма? Стыдно. Во-вторых, ты сразу ещё в Шереметьеве повёл себя по-свински. Поэтому в лагере я тебя не любила. У меня есть гордость, чтоб ты знал, – всё сказанное она выплёскивала сквозь слёзы.

– Не любила, не любила – а сейчас раз, и полюбила. Ты и сейчас меня не любишь.

– Много ты знаешь.

– Это не любовь, это какой-то флюгер: то на север, то на юг. Захотела – полюбила, захотела – разлюбила.

– Ты говоришь так, как будто видишь меня насквозь. Но ты не знаешь ничего обо мне. И не хочешь знать. Ты не можешь понять, что я чувствую.