Мария Григоренко - Подари мне жизнь

– Думаю да, – ответила я и направилась в палату.

Открыв двери, улыбаясь, зашла в палату, за ночь я придумала грандиозную оздоровительную программу, чтобы поднять Волкова на ноги.

Накануне мне пришлось перелопатить гору книг, выискивая методики восстановления эластичности мышц, гимнастику для ограниченных в движении людей.

Подойдя ближе к кровати Андрея, заметила, что глаза его открыты, но он смотрит в потолок и не реагирует на меня. Испугавшись, что, произошло самое страшное бросилась к пациенту, но напрасно волновалась. Легкий вздох возвестил о том, что с мужчиной все в порядке. Вернее, что он жив…

– Здравствуйте, Андрей Алексеевич, как ночь прошла?– задала я вопрос, подходя к окну и открывая шторы. Увидев на столике нетронутый завтрак, обратилась к нему снова:

– Почему не позавтракали, ведь остыло все.

Но в ответ получила лишь тишину. Обеспокоенно посмотрела на лежащего больного и ужаснулась. Он лежал, не моргая и не отрывая стеклянного взгляда от потолка. Я испугалась и уже была готова позвать на помощь, как вдруг из глаз Андрея покатились слезы.

Бросившись к нему, схватила за плечи и, встряхнув, затараторила:

– Не смей сдаваться! Слышишь! Не ставь на себе крест! Ты сможешь подняться, я помогу!

Отстранившись, активно жестикулируя, я рассказывала про методики и шансы на выздоровление. До хрипоты разъясняла, что будет тяжело, болезненно порой, но он выдержит и я буду рядом. Андрей моргнул, продолжая смотреть в потолок, не слушая, как думала я. Меня трясло от обиды, горькие слезы навернулись на глаза.

Поддавшись какому-то порыву, уверенной походкой направилась к Волкову и без раздумий, в поцелуе, приникла своими губами к его. Оторвавшись от слегка прохладных губ, я решила, что он посмотрит на меня или скажет. Я ожидала хоть какой-нибудь реакции, но Андрей продолжал неподвижно лежать и изредка моргал глазами. Подскочив с кровати, я вытерла предательски покатившиеся по щекам слезы.

Впервые я решилась сама поцеловать мужчину, а он просто проигнорировал меня. Я рассердилась. «Как он может сдаваться? Ничего не попробовав, он просто лежит отрешенный и отказывается от всего. Как же так?!» – думала я.

– Решил сдаться, да? Испугался трудностей? Что же ты за мужик Волков!? – начала гневную речь. – Ты всем показываешь, что не воин, а просто никчемный трус, сдавшийся без боя! Твоим людям, наверное, стыдно сейчас. Они смотрят с того света на тебя, на своего командира, которому доверили свои жизни и который сдался, предав их память.

Замолчав на мгновение, чтобы собраться с силами для новой гневной тирады я заметила проблеск жизни в его глазах:

– Я поняла. Я поняла, что ты просто не хочешь выздоравливать. Проще лежать тут и ничего не делать. Жалеть себя, убиваться, голодать. Показывать всем, какой ты несчастный. Жалости захотел? Так вот знай! Я не позволю тебе этого сделать! Насильно заставлю жить. Я попрошусь в госпиталь, в Осетию, в самое пекло. Пусть моя смерть то же будет на твоей совести. Раз я плохо тебя лечила и не способна помогать, буду перевязывать раненых.

Голос сорвался на крик:

– Слышишь меня?!

Он, повернул голову в мою сторону, в глазах горел огонь, а потом раздался голос:

– Дура…

Не знаю, сколько я спал, но проснулся разбитым. Аня принесла завтрак. Бросив на меня сердитый взгляд, вышла из палаты с нетронутым ужином. Все это я пропускал мимо ушей.

Апатия, свалившаяся на меня, вытягивала все желание жить. Мне было все равно… Все равно…

Вернулась Аня. Я определял, что это именно она по манере открывать двери и спотыкаться у порога. Посмотрев внимательно на меня, она что-то объясняла, кричала, размахивая руками. Потом она меня поцеловала, обдав горячим влажным дыханием.

В это мгновение, что-то шевельнулось в моей груди. Ее слова начали доходить до моего сознания: «Я поняла. Я поняла, что ты просто не хочешь выздоравливать. Проще лежать тут и ничего не делать. Жалеть себя, убиваться, голодать. Показывать всем, какой ты несчастный. Жалости захотел? Так вот знай! Я не позволю тебе этого сделать! Насильно заставлю жить. Я попрошусь в госпиталь, в Осетию, в самое пекло. Пусть моя смерть то же будет на твоей совести. Раз я плохо тебя лечила и не способна помогать, буду перевязывать раненых!» Я повернул голову в сторону девушки, она смотрела на меня решительным взглядом:

– Слышишь меня?!

– Дура, – ответил я. Внутри с новой силой стало разгораться желание жить. Раз эта девчонка не теряет надежды, я тоже не сдамся: «Хочешь окунуться в этот ад со мной?! Что ж… давай!»