Александр Спахов - Лицо для Риты

– В Париже неважно с гостиницами?

– Как правило. Смущали в номере подушки. Они были подозрительно маленькие, по сути, не подушки, а какие-то валики, к тому же жесткие. Да Бог с ними, с подушками, главное – я в Париже.

Разговаривать с женщиной у иллюминатора было приятно, она слушала внимательно.

– Из гостиницы уходил я рано, а возвращался около полуночи. Но однажды остался в номере, так получилось. И что же? Ровно в час дня гостиница ожила! Задвигались лифты, захлопали двери, непрестанно звонил колокольчик на входной двери, в коридорах звучали шаги десятков людей. Подъезжали автомобили. Как будто высадился десант или остановилась на привал полярная экспедиция. Жизнь закипела! На десять минут. Ровно через десять минут на отель опять опустилась тишина. Затихли и шаги, и лифты, и двери, и колокольчик. Всё. Я вернулся к своим делам. Однако ровно через час все повторилось снова, но в обратном порядке. Двери, коридоры, лифты, холл гостиницы, колокольчик и автомобили. На этот раз окончательно. И тут до меня дошло. Это же были свидания в обеденный перерыв! Потому и мест не было, и тихо так. Все забронировано. И про подушки сразу стало ясно…

Я взглянул на соседку: поняла ли она, что я имел в виду, говоря о подушках? Она поняла, но отреагировала сдержанно.

По салону самолета деловито и сосредоточенно сновали коренастые стюардессы, разнося обещанный в начале полета завтрак. Эта процедура у меня всегда ассоциируется со скотниками, задающими корма крупному рогатому скоту в тесных стойлах, зорко следящими, чтобы досталось всем и строго поровну. Получили и мы. Повод приложиться к стакану.

– Ну, личная жизнь… Это никого не касается. – Оказывается, моя соседка придерживается передовых взглядов.

– Хочу добавить, личная жизнь парижан тщательно скрыта от посторонних глаз. Особенно она охраняется от знакомых и друзей, основных сплетников. Могу привести пример. Интересно?

– Да.

– Один мой приятель, телевизионщик, несколько лет живший в Париже, однажды предложил съездить с ним в Лилль, к его любовнице, работающей на местном телеканале. Голубки решили провести несколько незабываемых деньков в провинции – что ж в том плохого? Да, но при чем здесь я? Оказывается, моего друга могли уже видеть коллеги дамы, и если он явится в Лилль, тем более в пятницу, то начнутся пересуды. А двое русских – это уже делегация. Нас проведут по студиям, побеседуют на профессиональные темы, вечером телевизионный чиновник встретится с иностранной делегацией, как принято в цивилизованном мире, в непринужденной обстановке за дружеским столом. Комар носа не подточит, все шито-крыто. Я, конечно же, не отказался и ничуть не пожалел. Лилль – весьма симпатичное место.

– Я запомню.

Мы заканчивали завтрак почти друзьями. Горячий напиток на высоте девяти тысяч метров чем-то напоминал кофе. Мы пролетали над Германией.

– Сейчас понимаю, почему парижане так относятся к сплетням. Как-то раз ужинал в гостях у француза, парижанина до мозга костей. То есть одинокого мужчины, который, однако, пригласил гостей к своей незамужней подруге. Собралось человек шесть-семь, все были объединены профессией, вернее работой на одном предприятии. Скоро я перестал разбирать быструю французскую речь. Нить разговора потерял, когда заговорили про некоего отсутствующего Карла, которого, как я понял, все знали. Тема обсуждения: не гомосексуалист ли он? Я отвлекся, ушел в свои мысли, затем отправился побродить по квартире – интересно все-таки посмотреть на быт, мебель, книги и так далее. В общем, когда минут через сорок вернулся к гостям, застал жаркий спор. «Вот схлестнулись, – подумал я. – Наверное, дискутируют о культурной экспансии Соединенных Штатов на французскую землю (весьма больной вопрос) или о государственной политике в области кино. Надо и мне поучаствовать». Спросил у приятеля, о чем спор, оказалось, речь идет по-прежнему о Карла! Представляете, как всесторонне они обсудили вопрос, как глубоко проработали. Вот вам и «Парижские тайны»!

Самолет заходил на посадку. Воздушное путешествие приближалось к концу.

Наверное, сейчас было бы логичным договориться о встрече завтра вечером. Предложить погулять по Парижу или поужинать вместе. Но не стоит рисковать: вычислить, где она остановится, не составит труда, поэтому оставалось только одно.

– Мы три часа летим рядом, но не познакомились. Как вас зовут?

– Рита.

Пыльные пластиковые трубы эскалаторов аэропорта «Шарль де Голль» не произвели на Риту Пестову запланированного архитектором впечатления. Она почувствовала себя крошечным элементом гигантского учебного пособия, которое демонстрирует работу внутренних органов просторного животного. Какого же размера должны быть студенты, набирающиеся сейчас ценных знаний, внимательно следя за Ритой, спускающейся по трубе к выходу номер тридцать два? Кем им виделась сквозь помутневший за восемнадцать лет пластик сама Рита и туристическая группа из Москвы в количестве девятнадцати человек? Возможно, красными кровяными тельцами, спешащими по артериальной системе с единственной и благородной целью – обогатить организм живительным кислородом? Или безропотными участниками показа работы желчных протоков, олицетворяющими собой желтую горечь, непременную спутницу всех потерпевших поражение? А вдруг Рита угодила на лекцию по органам воспроизводства и сейчас исполняет роль бодрого сперматозоида, который в числе других спешит, боится опоздать, боится, что не он…