Александр Спахов - Лицо для Риты

– Вот видите, – говорю я. – Будет неприятно вступить в этих итальянских туфлях в… Однажды я присутствовал при таком разговоре. Наша туристка заявляет гиду-парижанину: «Месье, кругом на тротуарах столько собачьих фекалий!» «О да, мадам! – отвечает гид. – У нас много, берите, пожалуйста, сколько захотите».

Она смеялась все время, пока я разливал вино, и смех у нее оказался приятным. Затем спросила:

– А вторая? Там опасно вечерами на улицах?

– Нет. В Москве, пожалуй, пострашнее. Риск в другом. Вы полюбите город. Атмосфера, царящая на улицах, поразительна! До вас нет дела. Все заняты собой и только собой. Никто никому не мешает, не испытывает чувства неловкости ни перед кем. Вы освободитесь от своей прошлой жизни, обязательств и станете другим человеком. И не всегда лучшим. Со сколькими такими людьми я знаком!

– Ну что вы, я в Париж на две недели, туристическая поездка. Лувр, Версаль, магазины – и домой. Отпуск закончится, и все останется в прошлом, – сказала она и отвела глаза. Замкнулась. Что-то здесь не гладко.

– Париж – коварное место. Каждая женщина втайне надеется вернуться не такой, какой отправлялась в путь. Вы не считаете?

– Не знаю. Не задумывалась. Так все быстро решилось. Еще вчера вечером не была уверена, что сумею освободиться на работе, и даже сейчас не привыкла к мысли, что лечу в Париж.

Вино оказалось именно таким, как и хотелось. Густым, почти черным, горьковатым, глубоким. Как накапливаемый человеком опыт меняет, уточняет, открывает новые, тонкие и неожиданные грани в его воспоминаниях, так и это вино будто рассказывало о себе с каждым глотком все точнее и откровеннее все более важные и сочные подробности. Вот оно еще косточка в прохладной земле, потом корень, лоза. Солнце не спускает с него глаз, шершавые руки виноградаря копаются в его судьбе, дети пробегают мимо, юноша говорит девушке что-то горячее, а вино уже в ягоде, уже все слышит и запоминает. Вот оно бродит в чане – самый суетный, но и короткий период в его жизни. Затем бочка первого года хранения – беспечная молодость, неосознанные надежды. Наконец, сцеживание, как выпускной бал в школе, а затем долгие годы работы над собой, созревание, возмужание и, если хотите, мудрость.

Стакан опустел только наполовину, а я уже стал другим.

Стремительно, как страницы толстой книжки на ветру, пронеслись в сознании воспоминания о прелестных вечерах двухлетней давности на берегу теплого моря, когда я наслаждался тем самым «да, милый», которое редко удается услышать, но время от времени можно прочитать в глазах.

Зачем так устроена жизнь, что постоянно приходится заниматься не тем, чем хочется, и не там, где нравится? Упорно лезут мысли о том, что человек живет не свою индивидуальную, только им управляемую самостоятельную жизнь, а исполняет строгие функции, предначертанные его биологическим видом homo sapiens. Вот и подумаешь – что есть Бог: не целесообразность ли развития или просто выживания одного вида (отряда? не помню точно, эти вещи заканчивают изучать в школе в четырнадцать лет)?

Ба! Да что это я? Вон куда занесло, в какие дебри. Нельзя расслабляться, в конце концов я в командировке, а значит на службе. Отрабатывай суточные. Впрочем, есть основания считать, что на этот раз не без удовольствия. Только посмотрите, как хороша она в задумчивости, углубленности. Благословенный напиток работает вовсю. И работает правильно. Только бы не вспугнуть, не позволить поразмышлять на тему, кто я такой и почему оказался рядом. Сейчас поменьше вопросов, захочет – расскажет сама. Надо чтобы захотела, иначе – брак, а не работа… Лозунг момента – доверие. Осторожно, без спешки. Говори о пустяках. Покупки, транспорт, карманные деньги, одежда, нравы. Отлично, выбираем нравы! Я подлил еще вина, пригубил, взглянул ей в глаза и…

– Согласитесь, что для нас слова «Парижские тайны» – это восемнадцатый век, Жан Маре, золото в монетах и адюльтер. Верно?

Моя спутница кивает утвердительно и протягивает руку к своему вину.

– Так вот, об адюльтерах.

– О супружеских изменах?

– Да. Для вас эта тема актуальна?

– Только теоретически. Для общего развития.

– Но мне продолжить?

– Пожалуйста.

– В первое посещение Парижа я остановился в малюсенькой гостинице на авеню Гамбетта. Комната казалась верхом роскоши – телевизор, балкон размером с шахматную доску, душ и кровать…

– А что еще нужно?

– Согласен. Причем кровать оказалась таких гигантских размеров, что половина времени уходила на ее обход. Тишина и покой. Казалось, кроме меня и седого господина за стойкой администрации здесь никого нет, хотя в момент поселения свободный номер был найден с трудом.