Анна Дементьева - Девушка в моем свитере

– Нет, поэзию я тоже не люблю, – ответил Максим, но заинтересованно посмотрел на Еву. Отступать она не собиралась, а значит, придется пойти на компромисс, как бы этого не хотелось. На дождь Максим старался не обращать внимания, но на белой рубашке уже лежало несколько мокрых следов от капель.

– М-м-м… А скрипки у меня с собой нету… – промычала Ева, убирая со лба влажные пряди. – Давай так: я все-таки прочитаю стих, и если он тебе понравится, то мы договоримся.

– Ты промокнешь, – предупредил Максим, обращая внимание на кеды Евы, которые уже испачкались.

– Чем больше ты тянешь, тем сильнее промокну, – говорила Ева громко, стараясь перекричать шум дождя, но улыбалась так, словно это она сидела в уютной сухой машине.

– Давай уже, – Максим усмехнулся и приготовился слушать. Выбора у него все равно не было. Слушать стихи в дождь, стоя в пробке. Что может быть лучше?

Девушка сделала шаг назад и немного повела плечами от прохлады. Колючие мурашки разбегались от каждой капли дождя, и она невольно спрятала руки в рукава. Мысли кружились вокруг горячего какао, который Ева могла бы сейчас пить, сидя дома, под пледом. Но, собравшись с силами, она тихо выдохнула и серьезно посмотрела в карие глаза, как будто стоит за кафедрой и собирается читать очень важный доклад.

Она училась жить,

Крушить и строить.

Училась ждать и уходить,

Холодной быть, скрывать побои.

Училась говорить, молчать,

Быть сильной и беспомощно кричать,

Быть милой, разбивать сердца,

Изменам и быть верной до конца.

Училась отпускать всех тех, кто дорог,

С улыбкой на лице могла затеять ссору,

Мечтать о лучшем и не попадать по венам.

Училась прятаться и драться на арене.

Она училась жить, училась быть счастливой.

Была особенной, простой, несуетливой.

Умела плакать, не скрывая душу,

Умела быть открытой и умела слушать.

Она умела поддержать,

Могла срываться, незаметно исчезать.

Она умела ненавидеть и могла любить.

Она пока еще училась жить…

Читая стихотворение, Ева ни на единое мгновенье не отвела взгляда от сидящего в теплом купе Максима, стараясь согреться его видом; Максим, впервые почувствовав на себе необычный взгляд необычных глаз не такой обычной, как все, девушки, позволил себе с той же бестактностью всматриваться в нее. Выступление перебивали только гром и вспышки молнии, заставляющие вздрогнуть Максима, желавшего, чтобы стих поскорее закончился и Ева таки убежала к теплому огоньку, но так же – чтобы она вдохновенно продолжала рассказ. Девушку же гроза не трогала. А деревья склонялись все ниже над Евой – им нравилась поэзия, они наслаждались ею не меньше Максима.

Нужно было поскорее спрятаться где-нибудь, но Ева все выжидающе смотрела на мужчину в ожидании вердикта. Уж не верила она, что он не любит стихотворения. Не читает? Возможно. Но чтоб не любил… Да он по виду своему абсолютный человек искусства! Эти карие глаза, темные волосы, густо покрывающие голову, и строгие черты лица. А эти скулы и брови – такая сценическая внешность и не любит стихи, что за вздор!

– Неплохо, – оценивающе ответил Максим и полез во внутренний карман за кошельком. – Это Есенин? – усмехнулся.

– Нет, мой.

Ева заулыбалась и потерла руками плечи. Она уже совсем продрогла и была готова прыгать на месте, только бы не дрожать от холода. Поправив портфель на плече, Ева обернулась в поисках своей подруги, но Катерины так и не было нигде видно. Убежала, а потом скажет «не засчитано».

– Хорошо пишешь, – Максим достал одну купюру и протянул ее девушке с видом а-ля «заслужила, ладно уж».

– Значит, этот стих тебе понравился? – девушка хитро улыбнулась.

– Беги давай, – мужчина кивнул в сторону кофейни, в которой прохожие прятались от мокрой смерти.

– Я верну при следующей встрече.

– Не думаю, что мы еще встретимся. Питер огромный…

– Как знать.

Ева сделала шаг назад и, улыбнувшись новому знакомому, кинулась в объятия тепла. Максим усмехнулся, смотря ей вслед, и поспешил поднять стекло. Ева бежала, сверкая серыми кедами, длинная коса, уже совсем мокрая, тяжело билась о рюкзак, а брелоки на рюкзаке продолжали звонко шуметь в такт бегу.

Казалось, жизнь Евы была такой простой и светлой, как у детей. Отчасти это так и было. Улыбка девушки излучала какой-то неземной свет, Ева легко радовалась той жизни, которую жила, и эта легкость передавалась через смеющийся взгляд. После ее ухода осталось странное послевкусие, осторожно бегущее по телу приятным теплом.