Ирина Ребони - Сомнению всегда найдется место

Когда я очнулась, то увидела у своей койки маму и дядю Гришу, лучшего папиного друга. Перед глазами все расплывалось, мысли путались. Я не помнила, что произошло, тогда они сказали, что мы с папой попали в аварию. Как папа? – спросила я. Дядя Гриша опустил глаза, а мама расплакалась. Так я узнала о гибели папы. Потом пришел Олег. Он смотрел на меня с таким ужасом, что мне и самой стало страшно. Только потом я поняла, что все лицо у меня было в порезах и ушибах. Лечение шло тяжело, все время висела угроза ампутации, но эта троица – мама, дядя Гриша и Олег здорово меня поддерживали. Постепенно опасность миновала, но последствия травмы были весьма ощутимыми: левая нога стала короче правой и на ней появились две огромные вмятины – часть икроножной и бедренной мышцы пришлось удалить.

Только через несколько месяцев я по-настоящему пришла в себя и поняла, что мир перевернулся. Олег, узнав, что я еще нескоро встану в строй, если вообще встану, начал тренировки с новой партнершей. Он не мыслил своей жизни без танцев. Я это понимала, как понимала и то, что скоро в его жизни вообще не останется места для меня. Так и случилось. Он долго оттягивал объяснение, но все же оно состоялось, и он сказал, что я была его лучшей партнершей, что он никогда этого не забудет и навсегда останется моим другом.

– Это совсем необязательно, – сквозь слезы прошептала я.

Он еще что-то говорил, но я уже не слушала, мне хотелось, чтобы он поскорее ушел. Некоторое время он еще навещал меня, звонил, но постепенно наше общение сошло на нет, нам не о чем было разговаривать. Рейтинги и турниры меня больше не интересовали, а ему наскучила больничная обстановка и проблемы с моим здоровьем. Однако на этом мои горести не закончились, мир вокруг меня продолжал рушиться.

Первый год после аварии я большей частью провела в больнице, причем, обычно лежала в отдельной палате. До поры до времени я не задумывалась, откуда мама берет на это деньги, потом догадалась, что дядя Гриша помогает, и восхитилась его преданностью дружбе. Только спустя некоторое время поняла, что помимо дружбы есть и кое-что еще: дядя Гриша был влюблен в мою маму и, похоже, она отвечала ему взаимностью. Это стало для меня тяжелым ударом. Мне всегда казалось, что мама с папой любят друг друга и вообще очень гармоничная пара. Они всю жизнь работали в одном НИИ – папа занимался наукой, а мама работала в технической библиотеке. У них были общие друзья и общие интересы. Папа не был предприимчивым человеком, он любил свою работу и не хотел ничего менять. Правда, его очень ценили на работе и изыскивали возможности, чтобы более или менее достойно оплачивать его труд. Мы, конечно, никогда не были богатыми, но и не бедствовали. Во всяком случае, родители могли оплачивать мои занятия бальными танцами, а это удовольствие не из дешевых. Никогда не понимала, почему платья из нескольких лоскутков и не слишком изящные туфли стоят так дорого.

Другое дело дядя Гриша. У него свой бизнес, и весьма успешный, хорошая квартира в Питере и дом возле Пушкина, а своего сына он отослал учиться в Штаты. Он всегда был предприимчивым и надежным. Однако, когда я поняла, что между ним и мамой что-то есть, то буквально возненавидела его, а потом поговорила с мамой. Оказывается, он с юности был влюблен в нее, но это скрывал. Теперь, когда мы с тобой оказались в таком трудном положении, сказала она, мы с ним очень сблизились. Он разводится с женой, они уже обо всем договорились: он оставляет ей квартиру, а сам будет жить в доме.

– Ты хочешь сказать, что ВЫ будете жить в доме?

Она не отвела взгляда:

– Да, когда с разводом будет покончено, мы поженимся, и я перееду к нему. Ты тоже сможешь там жить, если захочешь.

– Нет уж, – прошипела я, – как-нибудь обойдусь без его милостей.

Однако не обошлась. С ногой было очень плохо. Ампутация больше не угрожала, но искореженные мышцы страшно болели, и я не могла нормально ходить, просто ковыляла. Разница в длине ног была весьма ощутимой, и прокладка в обуви не спасала. Видя мои мучения, мама не сидела, сложа руки. Узнав о новой ортопедической клинике, она устроила меня туда. Конечно, лечение оплачивал дядя Гриша. Я понимала, что нельзя быть такой свиньей – с одной стороны, презирать его, а с другой – принимать его помощь, поэтому стала вести себя с ним более приветливо, а потом и на самом деле лучше относиться. В конце концов, мама с ним счастлива, а папу все равно не вернуть. Хотя какой-то холодок в душе остался, к ним обоим.