Дарья Кузнецова - Модус вивенди

– Но ведь бывают такие примеры… ну, кто живет долго. Почему нельзя воспользоваться их опытом? – осторожно спросила я.

– Все люди разные. Некоторым, например, комфортно в одиночестве, и они не тянутся к общению. А я, как ни парадоксально, до сих пор жив исключительно благодаря родителям. Именно тому факту, что они от меня отказались и я таким образом избежал этой потери. Согласись, принудительно отбирать детей у родителей – совершенно не выход. Есть специально обученные люди, проводящие беседы с теми, чьи дети рождаются или становятся Одержимыми. Без подробностей, но с объяснением некоторых особенностей психики… в общем, это большая сложная система, отлаженная веками. Не думаю, что тебе действительно нужно всем этим забивать голову.

– Пожалуй, – согласилась я. Тонкости воспитания детей с таким даром меня пока мало интересовали, а интересовал один вполне конкретный взрослый человек. – Получается, Одержимые совсем не заводят семей?

– Очень редко. В двадцать лет нам обычно не до этого, потом охоту отбивают смерти товарищей: когда понимаешь, что скоро тебя не станет, совестно брать на себя такую ответственность. Семейные в основном попадаются среди тех, кто стал Одержимым в более позднем возрасте. И то нечасто. Мало кому везет встретить женщину, подобную тебе, – такую же рассудительную и искреннюю, – хмыкнул мужчина, целуя меня в макушку.

– Какая грубая лесть, – задумчиво улыбнулась я.

– Суровая правда, – возразил он. Несколько секунд мы уютно помолчали, но потом я все равно упрямо вернулась к изначальной теме. Нужно было задать этот вопрос сейчас, чтобы больше никогда к нему не возвращаться.

– Игорь, а графиня? Ты… любил ее?

– Любил, – не стал отпираться он. – Мне тогда было двадцать с небольшим, я буквально только-только закончил училище, и до тех пор мне очень везло с девушками: попадались удивительно искренние, легкие и легкомысленные особы, отвечавшие тем же восторженным интересом, что питал я, и не ранили серьезно. Тогда как раз погибли ее родители, она была юна, походила на ангела и, как мне казалось, нуждалась в заботе и защите.

– Ты не заглядывал в нее так, как в меня, когда лечил? – осторожно предположила я, в ответ на что он устало усмехнулся.

– У меня даже мысли такой не возникло. Поначалу – потому что это казалось бесчестным, потом… когда мы любим, мы тоже одержимы. Особенно если при этом отсутствует жизненный опыт, люди вокруг кажутся приятными и честными, а слова учителей на этом фоне – пустым брюзжанием. Заглянул, когда она – как мне тогда показалось, без всяких к тому предпосылок – указала мне на дверь. Просто не поверил, что она говорит то, что думает. Решил, что чем-то ее обидел, – он нервно передернул плечами.

Воспоминания явно не относились к числу приятных, и мне было стыдно настаивать. Но, с другой стороны, все это походило на нарыв, который стоило наконец-то вскрыть, выпустить скопившийся гной, промыть и позволить ране зарубцеваться. И кажется, Игорь сам это понимал.

– Это, наверное, был один из самых жутких моментов в моей жизни, когда я обнаружил, что́ у этого ангела внутри, – после короткой паузы проговорил Одержимый. – Мне очень жалко, что тебе довелось с ней познакомиться, – тихо добавил он, погладив меня по макушке и прижав голову к своему плечу. Наверное, помял прическу, но мне совсем не хотелось об этом думать. Прическа сейчас значила меньше всего. – Она страшный человек. Действительно страшный. Не в том смысле, какой принято вкладывать в это слово – не так уж велики ее возможности по части вредительства и не так уж значительна ее власть, – но как антоним внутренней красоте.

– У тебя из-за нее осталось предубеждение к дворянкам? Неудивительно, – пробормотала я, стараясь прижаться к нему еще крепче. От услышанного стало холодно – не снаружи, внутри.

Тяжело пережить предательство, я это знала на собственном опыте, а уж вот так… Вспомнив болезненно отпечатавшиеся в памяти слова графини, а скорее, ее безразличие и интонации, и помножив результат на сложившееся представление о восприятии Одержимых, я остро пожалела о том, чему совсем недавно радовалась, – что появился Измайлов и я не успела если не ударить, то по крайней мере от души высказаться.

Но зато теперь я отлично понимала чувства самого Игоря, когда он грозился убить моего первого мужчину. Если бы мне хватило решимости, сама бы, наверное, поступила сейчас так же с этой женщиной.

– Получается, она до сих пор для тебя… что-то значит? – уточнила я через несколько секунд тишины. И ощутила, как при этой мысли шевельнулось в душе что-то темное и недоброе, вскоре опознанное мной как обыкновенная ревность.