Татьяна Порецких - Куколка наша

После одиннадцати в нашей квартире, как всегда, наступила тишина. Я выключила компьютер, достала чистый лист бумаги и начала писать:

«Он говорит, что никогда не видит снов, может быть, потому, что больше, чем я, устает, а возможно, утром их забывает. Я по ночам смотрю сюжетные цветные сны, хорошие и плохие, запоминаю их и пересказываю ему. И некоторые из них сбываются: увидела кровь – неожиданно приехала мама, увидела покойника – резко изменилась погода, увидела мясо – заболела… Он смеется и не верит в мои вещие сны, считая все это женской фантазией. Каждую ночь стала видеть один и тот же сон: теряю его и не могу найти, зову, а он не слышит. Плачу во сне и просыпаюсь с мокрыми глазами и болью в сердце. Через какое-то время появился второй навязчивый сон: мы голые лежим на виду у незнакомых людей в грязной соломе, вокруг нас мутная вода. Я рассказала ему эти сны и увидела знакомую ухмылку на лице, услышала те же слова – «бабский бред».

А недавно мне приснился чудесный сон. Мы молодые и счастливые, ничего плохого еще не случилось в нашей жизни. Он идет мне навстречу и широко-широко распахивает свои объятья. Я бегу к нему в необыкновенно восторженном состоянии, повисаю у него на руках, задыхаясь от любви. Не расскажу ему свой сон. Зачем рассказывать?! Этих распахнутых мне навстречу рук я не увижу больше никогда. Раньше мы могли прекратить любые размолвки, выяснения отношений, ссоры и даже скандалы одним вопросом: «Ты меня любишь?». И неважно, кто его задавал. Замирало сердце. Теперь уже давно не было ни этого вопроса, ни этой остановки сердца».

Я выключила лампу и положила аккуратно исписанный лист в папку «Мое». Таких папок у меня много. В них законченные тексты, от маленьких, на полстраницы, до больших, на десяток страниц. Каждый из них имеет свое заглавие, этот я назвала «Не расскажу тебе свой сон». То, что я доверяю бумаге, необязательно передает мои собственные переживания, ощущения, эмоции, чувства. Прочитанная книга, кем-то произнесенная фраза, какое-то воспоминание, впечатление, что-то случайно увиденное или услышанное может заставить меня взять авторучку и чистый лист бумаги. Это не дневник, хотя почти все я излагаю от первого лица. В своих сочинениях я вольна вести речь от трех грамматических лиц. Обычно человек пишущий представляет свой рассказ отстраненно: «Она проснулась, ей показалось, у нее нет выбора…». Построение речи от третьего лица имеет характер литературности, некоторой искусственности, относительной ограниченности. Я же в своих записях часто предпочитаю форму изложения от первого лица, она кажется мне наиболее простой, открытой, естественной и изначальной: «Я проснулась, мне показалось, со мной что-то происходит, обо мне он не думает…» Степень участия авторского «я», на мой взгляд, порождает целую гамму оттенков и нюансов. Несколько лет назад я попробовала писать от второго лица. Этот довольно необычный, несколько вычурный тип повествования, созданный представителями «нового романа» во Франции, встречается крайне редко: «Ты проснулась, тебе показалось, твой муж тобой пренебрегает…». Стилизованный, излишне затейливый, нарочито усложненный, замысловатый характер такой речи и определенная трудность ее создания явились причинами, по которым я отказалась от нее. Вообще-то, любая речь исходит от «я», обращена к «ты» и повествует о «нем» или «я».

Я легла в холодную постель и перед сном вспомнила разговор со своим бывшим коллегой, доцентом, рецензирующим черновой вариант моей диссертации. Он отметил, что надо исправить, сократить или расширить, потом долго хвалил меня. Когда разговор подошел к концу, он сказал, что, без сомнений, защита пройдет успешно, но ученого из меня не получится. Почему? Потому что я не так, как профессор – мой научный руководитель, как он, этот доцент, и другие сотрудники кафедры, отношусь к бумаге. Все свои черновые мысли, какие-то заметки, вставки в текст я пишу на абсолютно новых, ранее неиспользованных белоснежных листах и лишь с одной стороны. Для настоящего ученого это непозволительная роскошь. Помолчал и добавил: «Как и для настоящего писателя».

Глава вторая

Я лежала под одеялом и не хотела ни садиться к компьютеру, чтобы по просьбе Лары превратить хороший текст в бред старой сивой кобылы, ни звонить с извинениями Виктору. Он не тот человек, который в них нуждается. Как он частенько говорит, мы с ним повязаны. Да, теперь мы с ним два сапога, погрязших в болоте цинизма, лицемерия и лжи, за которые неплохо платят. Каждый лелеет надежду однажды вырваться из плена грязи, отмыться и пойти своим путем. Когда-то я шла по одной ровной дороге, которая, как мне тогда казалось, завела меня в тупик.