Молчание затягивалось. Кто-то должен был начать первым, чтобы разорвать напряженную тишину. Кашлянув, я решилась:
– Мое решение не должно вас удивлять, капитан. On ne court pas deux lièvres à la foix… За двумя зайцами погонишься… хотя, в вашем случае, это должно звучать как: «Нельзя служить одному королю, будучи на службе у другого».
Патрис вскинул голову. С минуту он сверлил меня мрачным взглядом, а затем молча развернулся и вышел, хлопнув дверью.
Я его понимала, но увы, ничем не могла помочь. Согласна, выбор не простой, но сделать его все равно придется.
Называя пиратами всех, кто занимался разбоем и грабежами на морях, люди сильно ошибались. Пират пирату рознь, ведь не зря, всех их называли по-разному: флибустьеры, корсары, каперы, рейдеры, буканьеры…
Рейдерами, к примеру, называли наемников, состоявших на службе у сильных мира сего. Их главной задачей был вовсе не грабеж, а нанесение вреда судам противников и их последующее утопление, для чего он получали от своих нанимателей специальные корабли и снаряжение.
Капитанов вместе с их командами, которые получали от государств разрешение грабить и топить коммерческие корабли, в борьбе за доминирование на Средиземноморье, называли корсарами.
Но были и такие, как капитан «Смерча», имеющие специальное каперское свидетельство, разрешающее им нападать на корабли определенной страны, с которой государство выдавшее документ, находилось во враждебных отношениях. Связанным по рукам и ногам обязательствами, каперам не оставалось ничего другого, как соблюдать целый ряд правил, а именно: нападать и вести бой исключительно под флагом страны, выдавшей им подобное свидетельство. Любое отступление от правил могло привести к тому, что действия каперов начинали рассматриваться государством, как нарушение условий соглашения, и в этом случае, они объявлялись вне закона и становились обычными пиратами.
В обмен на помилование и возвращение титула, Патрис подписал договор с французским королем, и до сих пор, каким-то непостижимым образом умудрялся совмещать не совмещаемое: быть капером и пиратом одновременно. Но дальше так продолжаться не могло. В качестве слуги двух господ Патрис меня не устраивал, так как полностью доверять такому капитану, я не могла. Ибо, как говорится: Amour peut beacoup argent peut – сильна любовь, да деньги сильнее. Продавшийся один раз, может продаться и во второй. Дело лишь в цене. И если рано или поздно нам придется разорвать замкнутый круг, то почему бы не сейчас?
Пусть решит, наконец, под чьим флагом собирается сражаться: под французским или тахмильским?
Собираясь последовать примеру сопящего комочка и немного вздремнуть, я подпрыгнула от неожиданности, когда дверь с шумом распахнулась от удара тяжелым сапогом, пропуская вперед Патриса, потрясающего перед моим носом какой-то бумагой.
«Подарок» тут же проснулся, и возмущенно затявкал. Не знаю, что он имел ввиду, но облаял он капитана знатно.
Раздраженная бесцеремонным вторжением, я уже собралась выставить визитера вон, когда до меня дошел смысл его слов:
– Безмозглая дура! Сколько еще раз я должен повторить, чтобы ты, наконец, поняла? Я всегда буду выбирать тебя! Тебя, понимаешь? – сколько же боли было в его глазах, приобретших оттенок штормового моря. Недоверие, как оказалось, убивало не меня одну. Его оно мучило гораздо сильнее. – Тебе не давала покоя какая-то бумага? Вот, погляди, что я думаю о Луи и его документе! – и прежде чем я успела его остановить, Патрис на клочки разорвал злосчастный патент, швырнув их мне в лицо. – Ненавижу тебя, за то, что не перестаешь рвать мне душу, и ненавижу себя, за то, что не могу найти сил уйти, послав тебя ко всем чертям!
– Патрис… – я потянулась к нему, но он оттолкнул мои протянутые руки.
– Не надо, Ваше Величество! Час назад вы очень доходчиво указали мне мое место. Я больше не забудусь, обещаю! Богом клянусь служить вам верой и правдой до последнего вздоха, и больше никогда не докучать своей любовью, которая вам не нужна!
Он вышел так же стремительно, как и ворвался, оставив меня растерянно глядеть ему во след.
Больно… как же больно… – я приложила руку к груди, где ныло и горело несчастное сердце, кровавыми слезами оплакивающее мою несчастную судьбу, будь она трижды проклята! Я хотела любить и быть любимой, но что значат все мои желания какими бы сильными они не были, по сравнению с опасностью, которой подвергается всякий, кто находится рядом со мной. Потерять Патриса, как Клода… Нет! Пусть лучше ненавидит меня, но живет! А я… я обречена на вечные муки быть рядом с тем, кого безумно люблю, и с кем никогда не смогу быть из страха потерять навсегда.
Читать дальше