Татьяна Иванько - МилЛЕниум. Повесть о настоящем. Том 3

– «Что»? – рассеянно переспросила Лёля.

– Что с тобой? – спросил я.

– А что со мной? – она не ответила взглядом.

– Почему ты вдруг пришла?

Она вздохнула, села к столу, она не может, похоже, ни говорить, ни смотреть не только на меня, на весь мир, больно тебе… Прости, Лёля, без мести не получилось.

– Возьмёшь пожить к себе? – слабая тень улыбки.

– Станешь жить со мной? – спросил я.

– Ну, если позволишь, – проговорила она, опять вздыхая.

Я отодвинулся от стола, мне хорошо, я не могу не улыбаться:

– Прямо сейчас можно начать?

Она качнула головой не глядя на меня:

– Нет. Прогонишь?

– Да нет. Я добрый, – улыбнулся я, – оставайся так.

Лёля засмеялась. Сначала весело, нормально… Но вскоре смех её превратился в рыдания… она зажала рот обеими руками, сжимаясь в комок. Я подошёл к ней, хотел обнять, успокоить её, но она отталкнула мои руки, вся трясясь.

– Не бойся меня. Я тебя не обижу…

Лёля… ты доверяла мне когда-то, обними меня, позволь мне тебя успокоить… Позволь мне позаботиться о тебе, я могу, ты это знаешь… Лёля обняла меня, доверчиво прижимаясь, обняла за шею, как ребёнок. Такая, слабая, почти неживая, она нежная, податливая… Я всё вернул себе. Всё, что она сама отобрала когда-то. И куда надёжнее, чем прежде, когда всё было предоставлено судьбе и происходило само собой…

– Где Лёля? – Алёша влетел ко мне в кабинет прямо от входной двери, как вихрь.

– Что значит, «где Лёля?» Вы вместе ушли вчера… – я едва успел развернуться от стола, за которым сидел, занимаясь новой монографией.

– Хочешь сказать, она не приходила сюда сегодня?.. – он сверлит меня глазами, будто опять подозревает в чём-то. Будто даже уверен, что я виноват перед ним.

– Что происходит, Алексей? – я обеспокоился и лицом его и тем, что он говорит. Поздний вечер, если Лёли нет с ним, то… где тогда Лёля?!

– Это ты мне скажи! «Кирюша»!.. – он скривился, коверкая голос. – Ты сказал ей всё? Ты сказал ей, чтобы она бросила меня?!.. Это когда-нибудь закончится?! – орёт на меня мой взрослый сын. Может быть я и виноват, но не в том, о чём он говорит сейчас…

– Прекрати! – и я прикрикнул на него. – Твои косяки, причём тут я?! Я предупреждал тебя, надо было слушать больших мальчиков.

Он подскочил ко мне:

– Твою мать, где Лёля?! «Большой мальчик», чтоб ты провалился?! – Алексей готов вцепиться в меня, уверенный, что я «сдал» его Лёле.

Если мы сейчас рассоримся в хлам, это никому не поможет.

– Успокойся! – примирительно сказал я. – Объясни всё толком. Я не знаю ничего, я вас обоих видел вчера. Сам подумай, где бы я прятал её и для чего?! Если Лёля пропала…

– Она ушла… наверное, узнала всё и ушла… – он сел в кресло, хватаясь за виски, стискивая длинные волосы между пальцев. – Ни в общаге, ни на работе её нет, и не было…

– Ты бы с Олей своей поговорил.

– Да пропади она пропадом, Оля!

– Послушай, что бы ни было с Олей, но ребёнок это… не надо так злиться на ту, что собирается родить тебе. Это важнее.

– Важнее? – Алёша посмотрел на меня. – Важнее чего?! Оля важнее?

Я не стал спорить. Всё сам поймёт и оценит в своё время. Я был моложе, когда оказался почти что в его положении…

– Может быть, она любит тебя?

– Пап! Я умоляю, не надо только о любви сейчас!.. – взмахнув руками, орёт Алексей с бледным перекошенным лицом.

– Это твоё дело, как решишь… но поверь мне, ребёнок это…

Но Алёша посмотрел так, будто я ударил его… Я встал, подошёл к нему, потрепал по плечу:

– Утро вечера мудренее, Алёша, уже двенадцатый час ночи, если Лёля ушла от тебя, ты ничего не сделаешь сейчас. Ты… спать сейчас ложись.

– Спать?!! – он посмотрел на меня, как будто я предлагаю что-то несусветное.

– Можешь не спать, метаться из угла в угол. Хочешь, выпьем вдвоём. Можешь напиться в выходные. Но что ты сделаешь, если она ушла?!

– Я не верю, что она сама вдруг ушла, – уверенно сказал я.

– Как это понимать?

– Я ЗНАЮ, что она не могла вдруг вот так уйти. Даже из-за Оли. Я… не могу объяснить, но она не могла уйти так… Что Оля, ребёнок… конечно, ничего хорошего, что у меня будет ребёнок не от Лёли, но… она не ушла бы из-за этого. Лёля не ушла бы… Или… – твёрдость в голосе сменилась нерешительностью, – может, она на время ушла… злится и…

– Ну, хватит, – я остановил турбулентный поток его речей, ясно, что они продолжение мысли, что вертелась неотвязно в его голове много часов. – Ты не найдёшь ответа, пока не поговоришь с ней.

Мне до боли, до душевной судороги жаль его, но что сейчас мы сделаем? Если Лёля ушла… вчера, значит, решила… поэтому и говорила со мной так, как говорила… вчера бы ушла, если бы не день рождения Алёшкин. Ушла бы… Но почему? Почему? Из-за ребёнка этой Оли? Из-за этого не ушла бы… тут Алёша прав и поговорила бы сначала с ним. Может быть, действительно, просто обиделась?.. Да нет, не похоже… я не помню у неё этой манеры – обижаться.