Елена Феникс - Демонократия, или Охота на ведьм по-русски

– И как Леночка будет жить, если Бородинов проиграет выборы? Что с тобой будет?

Толик – мент. Моя судьба его заботила с того момента, как он впервые увидел меня 15 лет назад. Два года наблюдал за мной со стороны, а потом пошел «на абордаж». Стал другом семьи. Учил жизни. Капал на мозги. Фамилия Бородинова ему не давала покоя. И не только ему.

Феномен Бородинова, главы администрации Энска, бывшего председателя горисполкома заключался в его харизме. Он умел, властвуя, маневрировать и давить одновременно. Он был продуктом своего времени – умелым чиновником, идеологом и не слишком образованным человеком. Но он умел учиться и видеть знаки судьбы во всем. Даже тогда, когда этих знаков не видело большинство окружающих.

Когда Михаил Горбачев объявил перестройку, Бородинов приехал в гнездо коммунистов – на арматурный завод. Ему предстояло объяснить парторганизации, куда подевалось из продажи сливочное масло, стиральный порошок, мыло и колготки. Вместо пламенной речи об угрозе устоям коммунизма и клеймения «дерьмократов», Бородинов повел речь о неотвратимом периоде частной собственности, фермерстве и новом политическом мышлении. На дворе был январь 1991 года. Парторганизация безумствовала, Бородинову не давали говорить. Я тогда работала редактором партийной многотиражки и должна была освещать процесс пригвождения Бородинова коммунистами к позорному столбу с позиций парткома. Но я применила принцип плюрализма. Показала две точки зрения, не оспорив Бородиновскую, а приняв ее как данность. Это было дерзостью неслыханной.

После выхода статьи партком вымер на два дня. Потом изо всех углов Энска потянулись старички с палочками с требованиями: Бородинова – на «ковер» бюро крайкома, меня – вон из газеты.

Бородинову такая постановка вопроса была кстати. Он уже чуял, что настало время зарабатывать политический капитал на скандале и распрях с КПСС. Меня от расправы он спас вместе с секретарем заводского парткома Томиловым. Почему парторг сделал это, не знаю. Вероятно понимал, что времена грядут действительно иные.

После той статьи и нашествия дедушек с партбилетами, многие из которых использовали свое членство в партии как право на льготы и преференции в виде получения жилья, земли под дома и дачи, автомобилей, «левых» талонов на мыло и колготки, я позвонила в приемную Бородинова и предупредила о готовящейся против него акции. Бородинов назначил мне встречу.

– Входи, – сказал он, едва я ступила на порог его кабинета. – Надо создавать свою газету. Независимую. Берись, я помогу. Сроку тебе – месяц.

Ровно через месяц я выпустила первый номер «Независимой Энской газеты». На пустом месте. В глухой провинции, в регионе, где на тот период не было даже факультета журналистики в вузах. Найти людей, мало-мальски владеющих пером, было сложно. Я брала работников с улицы. Выбирать было некогда и не из кого. Довольствовалась тем, что человек любил писать и кое-что смыслил в местной «кухне». Бородинов помогал. Мы не знали никаких проблем с зарплатой, получали ее в отличие от очень многих городских структур, что называется, день в день.

То было время эйфории. Мы могли всё, мы говорили всё, нас читали, мы были свежей струей в затхлом пространстве чинопочитания, лести и лживости, составляющих основной психологический фон мелких городков.

Наверно, я работала слишком хлестко, слишком нетипично, кусалась слишком больно. Ведь женщине на Кавказе, в «красном» регионе полагается молчать и ходить глаза долу вне зависимости от профессии. Но когда женщина такие правила игры не приемлет, и публично любопытствует на предмет внезапного банкротства предприятий или целых банков, когда своим пером и логическими выводами раскрывает тайны мужских игр и бьет покарманам, она перестает быть женщиной.

Потому что однажды, после кулуарных сплетен, что с этой Феникс пора что-то делать, Бородинов объявил мне:

– Пойдешь работать ко мне.Газета себя уже изжила.

Как в воду глядел. «Независимая» умерла с моим уходом. Бородинов сделал ставку на телевидение. К тому времени тот канал, с которого мы с казаками выходили в свой скандальный эфир, был закрыт. Его хозяева не смогли дать ума самому мощному и эффективному СМИ. Бородинов заполнил нишу, предоставив новому телевидению «Логорифм» помещение в здании администрации. Это случилось 8 марта 1993 года. Как подарок. Впрочем, точно – подарок.

А спустя несколько месяцев он объявил: