Когда в начале мая Наде исполнилось двадцать три года, последней каплей стал подслушанный в хлебном магазине разговор местных кумушек. За спиной, в очереди, краем уха она выхватила обидное слово «порченая». Так в городке называли одиноких девушек или женщин, которые держались в стороне, ни с кем не водили дружбу, замуж не выходили. Почему-то здесь считалось, что нужно обязательно хоть какое-то время прожить вместе с мужчиной, пусть даже агрессивным алкоголиком, полностью испив чашу собственного горя до дна. В противном случае женщину осуждали, считая ее слишком разборчивой. Для Нади такая перспектива казалась кошмарной. Любые отношения, унижающие женское достоинство, виделись ей грязными и порочными. Она не собиралась приносить себя в жертву общепринятому мнению.
На следующий вечер после дня рождения, за ужином, Надежда очень спокойно, почти бесстрастно, сообщила родителям о своем решении уволиться с завода и сдавать экзамены на факультет экономики. Впервые за долгое время кажущегося спокойствия в семье Головенко состоялся крайне бурный разговор. Отец недовольно ворчал, что дочь не знает, чего хочет, потому что у нее есть все – дом, работа, образование. Мама ему слабо возражала, утверждая, что Надя одинока, ей срочно надо замуж, образование и работа здесь ни при чем. Надежда возбужденно фыркала и спрашивала, уж не на аркане ли мать притащит ей жениха? На это отец отвечал, что дочь и сама могла бы побеспокоиться о себе, а не сидеть над глупыми книгами, что она вбила себе в голову бог знает что, мечтает черт знает о чем, стала совсем странная, не от мира сего. Надежда резко ответила ему, что он сам ее этому научил. Отец обиженно замолчал.
Мишка смотрел на них, сидя в углу на табуретке, грыз пряник с повидлом и настороженно удивлялся, не понимая, радоваться происходящему или, на всякий случай, зареветь. Впервые при нем взрослые так громко разговаривали, энергично размахивая руками. Уходить из кухни он не собирался, ему было интересно.
– Ты вообще куда надумала? В Херсон, надеюсь? – отец спросил с плохо скрываемым сарказмом, словно уже готов был смириться с ее решением, но категорически не хотел признавать победу дочери над собой.
– Нет, в Крым, в Симферопольский университет.
Отец от неожиданности закашлялся, а мама открыла рот.
– В Кры-ым? Но туда ехать двести пятьдесят километров!
– Я уеду в Крым. И буду жить в Симферополе, – она проговорила эти слова тихо, но настолько четко и веско, словно наперед знала свое будущее.
Отец отчаянно махнул рукой.
– Уезжай!
– Как уезжай?! – мама горой поднялась из-за стола и посмотрела на мужа широко открытыми глазами, – Вася, да куда она поедет-то?!
– Все, Муся, разговор закончен! Хочет, пусть едет хоть на Аляску, – он добавил в сердцах нечто крепкое, матерное и ушел в спальню, громко хлопнув дверью.
Мать отправилась за ним и не вернулась. Надя, подождав некоторое время, покормила брата, повела его спать, прочитала сказку про трех поросят. Когда она выходила из спальни, Мишка вдруг ее позвал – осторожно, словно проверял, откликнется или нет.
– Надь!
– Что?
– Ты уедешь?
Она вернулась к нему, села на кровать, погладила по светлым, как у матери, волосам, поправила одеяло.
– Уеду, мой хороший.
– А ты будешь ко мне приезжать?
– Обязательно!
– Хорошо, тогда уезжай, – Мишка, успокоенный, отвернулся к стене.
Глядя на его нежный розовый затылок, Надежда внезапно расстроилась – будто маленький брат единственный из всей семьи дал ей позволение на исполнение мечты. Она не понимала причину жесткого сопротивления родителей и думала, что это, возможно, связано с нежеланием матери с ней расставаться. Но что было такого печального в этом расставании, если у нее оставались рядом муж и сын? А, может, причина была более глубокой, не ясной ей самой? Страх потери, например? А может, что еще хуже, она втайне боялась отца и не хотела оставаться с ним одна? Нет, не похоже. Тогда что?!
С этими мрачными мыслями девушка уснула далеко за полночь, ей приснился кошмар – будто ушла она от родительского дома в серую зимнюю степь, а навстречу ей внезапно пополз густой темный туман. Надя почему-то решила, что у нее не осталось выбора – только идти ему навстречу, пересечь это безжизненное пространство и обязательно добраться до горизонта, где будет светло и тепло. Когда плотная клубящаяся стена готова была накрыть ее с головой, она резко очнулась. Последнее ощущение, которое ей врезалось в память, было крайне необычным – там, за непроглядным туманом, кто-то ее ждал. Ей непременно надо было его увидеть, но она не успела. Ощущение тайны было непередаваемо сильным, держало в напряжении все утро, наполняя странным предвкушением судьбы, о котором она когда-то так мечтала. А потом забылось.
Читать дальше