Убить пятидесятилетнюю седовласую женщину, оставшуюся в квартире, находившуюся в полном одиночестве, а еще и отличавшуюся малоподвижностью из-за явных проблем с ожирением, для бывалого преступника никакого дополнительного труда, естественно, не составило.
Закончив «грязное дело», он надежно запер входную дверь и принялся дотошно обследовать помещение; найдя крепкую, длинную веревку, он привязал ее к перилам балкона и по ней же спустился на нижний этаж; ставни в балконе были не заперты, и нежданному гостю не пришлось разбивать прочные стекла, грозящие наполнить округу и дополнительными, и нежелательными шумами. Оказавшись в интересующей квартире, Туркаев внимательно осмотрелся и нашел бумажные ассигнации, спокойно хранившиеся в небольшом чемодане и своим номиналом доходившие до невероятной суммы, равной полумиллионам долларов; найдя дорожную сумку, он переместил деньги туда и, проследовав в спальную комнату, спокойно принялся дожидаться хозяйку, нахально развалившись на ее белоснежной кровати. Время было около двух часов пополудни, и мститель решил предварительно выспаться; наглый взломщик ничуть не задумывался, понравится хозяйке его вторжение либо же нет, напротив, он чувствовал себя бесстрастно спокойным, и нисколько не переживал из-за кошмарного случая, несколькими минутами раньше произошедшего сверху (как уже говорилось, всю «черную работу» в бывшей банде делал именно Глеб, поэтому убивать людей для него стало делом и незатейливым, и обыденным).
Примерно за неделю до описываемых событий Корнилов Эдуард Владиславович пригласил очаровательную избранницу поужинать и привел ее в один из замечательнейших ресторанов столицы. Расположившись на удобных стульях и оказавшись за изыскано накрытым столом, мужчина и молодая женщина обсуждали намечавшиеся праздничные мероприятия, связанные с предстоявшим бракосочетанием. Жили они пока раздельно, но после росписи планировалось, что нынешняя невеста переедет жить к мужу, пока же тот (от греха подальше!) приставил к ней двух профессиональных телохранителей.
В ходе разговора обсуждались обыденные в похожих случаях вопросы, и все вроде бы было нормально, как вдруг Екатерина озабоченным тоном спросила:
– Послушай, Эдуард, меня в последнее время не покидает какое-то необъяснимое, тревожное чувство… мне кажется, или должно произойти что-то очень и очень страшное?
– Перестань, Катенька. У девушек перед свадьбой всегда бывают подобные ощущения, – уверенно ответил Корнилов, не удержавшись от легкой ухмылки.
– Нет, тут что-то другое?.. Как будто из прошлой жизни, словно кто-то меня неотступно преследует; словом, моя чересчур обострившаяся интуиция говорит «Берегись!» и ни на миг не позволяет мне успокоиться.
– Не переживай, – убеждал генерал наречённую, – тебя оберегают двое моих лучших охранников; они свое дело знают и не подпустят к тебе даже муху, если, конечно, та все-таки наберется подобной решимости.
– Я знаю, – отвечала Ветрова, – но все равно переживаю и не могу нормально работать.
– Хорошо, – очевидно посчитав опасения суженой небеспочвенными, сделал заключение Эдуард Владиславович, – с сегодняшнего дня и до того момента, пока тебя не покинет чувство опасности, ты будешь носить легкий, но достаточно прочный бронежилет; под одеждой его не заметно, так что каких-либо серьезных изменений в твоей внешности не наступит; сама же считай, что он является всего-навсего дамским корсетом.
– Да, так, пожалуй, будет намного спокойней, – согласилась Екатерина, а в следующий миг посчитала уместным, что обязана задать и еще один немаловажный вопрос, страшно ее волновавший и казавшийся ей невероятно серьезным: – А что Бестужев? Может быть, мои опасения как-нибудь связаны с ним?
– Уверен, что нет. Вернувшись тогда из Америки, Барон был представлен к очень значимой награде, а узнав, какую официальную версию выдвинуло наше Правительство, вообще заткнулся, и не пытался никого в чем-либо разубеждать либо доказывать, что было как-нибудь по-другому; одним словом, сейчас он находится на нашей стороне и так и продолжает верно служить российскому государству, напрямую подчиняясь твоему будущему супругу.
– Да, но он может начать что-нибудь раскапывать, причем поступит так – «назойливый мальчик», вечно везде сующий свой непомерно длинненький носик – по собственной, личной инициативе.
– Вот как раз подобное предположение случится навряд ли, – промолвил Корнилов, душевно улыбнувшись от полной невероятности озвученной мысли, – инициатива у нас – дело наказуемое, и никто без ведома руководства ничего предпринимать не рискнет, да, в принципе, и не станет; а как я уже имел честь говорить, вся агентура, а в том числе и Бестужев, находится в моем прямом подчинении. Кроме того – что, кстати, не менее важное! – его нет в городе: он выполняет очень опасное и ответственное задание, и, я думаю, его хватит еще года «на́ три», а может, даже и на четыре.
Читать дальше