Антон Левандовский - Безупречный парень c Чистопрудного бульвара

– А! Значит, на повышение пошла?

– Все мы когда-нибудь пойдём на повышение, – таинственно проворковала Алиса и удалилась в кабинет юристов.

Вика пожала плечами и не без удовольствия заняла господствующее в офисе положение – в своём высоком кресле за стойкой ресепшн она скоро почувствовала себя гордым орлом, сидящим во льдах Скандинавии. Улучив момент, когда рядом не сновали странноватые коллеги, Вика забралась в пятый ящик стола, где хранились документы, и заглянула в первую попавшуюся папку: «Ирина Кукушкина». Дрожащими, как у заслуженного алкоголика, пальцами, Вика схватила папку и прошептала: «Ну, давай, одноглазая, сейчас ты расскажешь мне все свои секреты».

В папке лежала копия паспорта, из которой явствовало, что девице Кукушкиной двадцать шесть лет, что родилась и жила она в Москве, и что в момент съемки на паспорт была она с двумя полноценными глазами. Глаза эти глядели на Вику с ксерокопии весело и слегка глуповато. Кроме того, в папке лежала серенькая, но крайне интересная трудовая книжка Ирины Кукушкиной – в отличие от Вики, девушку и впрямь помотало изрядно. Кукушкина сменила шесть работ, от мерчендайзера в супермаркете «Грошик» до менеджера театральной конторы «Слезы зрителя», но отовсюду была быстро выпихнута за профнепригодность, замаскированную отделами кадров под «собственное желание». В офисе небожителя она работала пятый месяц в загадочной должности «Специалист по общим вопросам». Судя по справке о зарплате, лежащей тут же, Кукушкина получала за решение общих вопросов космический оклад в семьдесят три тысячи рублей (Вика даже икнула от неожиданности). На дне папки обнаружился конверт с цветными фотографиями Ирины Кукушкиной три на четыре, на конверте стояла дата «27.12.2016» – как раз пять месяцев тому назад – и этот-то смирно лежащий конверт потряс Вику больше всего. На свежих декабрьских фотографиях оба глаза у Ирины Кукушкиной были. Они не светились интеллектом, но определенно были на месте. Стало быть, какая-то пугающая, необъяснимая метаморфоза приключилась с девицей Кукушкиной как раз в период работы в этом уютном, ламповом офисе – не исключено, что во время решения тех самых общих вопросов, недаром же это так хорошо оплачивалось.

«Успокойся, без паники», – сказала себе Вика, – «может, у него просто была в детстве любимая хромая и одноглазая няня, и теперь он просит всех сотрудниц носить в офисе повязки на глазах, костыли и ортопедические ботинки. Обычный дресс-код, маленькая прихоть большого человека».

Засунув на прежнее место Ирину Кукушкину, Вика поочередно выудила из пятого ящика дела всех остальных сотрудниц. Увы, ясности это не прибавило ни на грамм. Наоборот, как в романе Агаты Кристи, стоило дёрнуть за одну ниточку, и на голову свалился сундук с новыми загадками. Тощая как смерть Мария при поступлении на работу была совсем не тощей, у Дарьи на фотографии оказались обычные зубы, даже чуть кривоватые, а не ослепительный голливудский смайл, Алиса и вовсе красовалась на фото без платка: волосы у неё были красивые и густые, хоть сейчас снимай в рекламе шампуня. Грудь Татьяны и ноги Альбины на фото не попали, так что здесь детективное агентство Виктории Майской осталось без сладкого. Всем девушкам было от двадцати до тридцати пяти лет, все они жили в Москве, ничего примечательного в их трудовых книжках не обнаружилось, даже самой маленькой зацепки, вроде выговора за опоздание или приход на работу в голом виде. Так что же со всеми ними произошло?

Пока Вика думала, собрав лоб в такие морщины, каких на лице девушки не должно появляться лет до шестидесяти, в дверь вежливо позвонили: два раза, с аккуратной паузой между звонками. По этим звонкам сразу было ясно – пришёл пунктуальный и серьёзный человек, не любящий анекдотов, молодёжных причёсок и пирсинга в носу и бровях. Вика открыла и с удовлетворением подумала, что не ошиблась – в офис вошёл солидный, хотя и несколько потрёпанный мужчина лет пятидесяти пяти, в бежевом костюме и очках, с бобриком волос, подстриженным так идеально ровно, точно он пришёл в офис прямиком с конкурса лучших парикмахеров. Мужчина вёл за собой, точно на привязи, юношу лет восемнадцати – очевидно, сына – который был полной противоположностью отца. Юноша носил длинные, небрежно причёсанные волосы, джинсики с подворотами, ботинки с подошвами такой толщины, что, пожалуй, можно было бы выстроить дом, использовав такие подошвы вместо кирпичей. Выражение лица у юноши было покорно-страдальческое.