Антон Левандовский - Безупречный парень c Чистопрудного бульвара

– Хорошо, я буду тебе за это должна еще три поцелуя, – рассмеялась Софья и быстро, сверкая пятками, побежала к двери. Схватив трубку, она услышала громкий мужской бас:

– Доча, эт я! Мы тут с мамулей так удачно в магаз зашли – купили не только краску, но еще и шкаф и два кресла, и еще кой-чего по мелочи! Вот какие мы! Хо-хо-хо. Эээ… ты нам поможешь? Мы вдвоем не управимся, надо ведь добро сторожить, чтоб пролетарии не растащили.

– Уже бегу!

Софья шмякнула трубку на место, огляделась и задумчиво протянула:

– Хмм, что бы мне надеть?

– Иди в чем есть, – удивился Дима. – Тебе же надо краску наверх принести, еще запачкаешься.

– Ну вот еще! Вдруг кто-нибудь сфоткает, как я в старом халате на улицу выхожу? Позор навеки. Несмываемый!

– Да ладно. Я мусор вообще хожу в трусах выбрасывать.

– Мужчина в трусах остается мужчиной. А женщина в старом халате превращается в свинью, – наставительно сказала Софья.

Дима пожал плечами и стал не без интереса наблюдать за тем, как Софья прыгает по комнате, пытаясь одновременно надеть юбку и кроссовки. В разгар этих акробатических этюдов послышался вкрадчивый скрежет ключа в замке, и входная дверь в квартиру открылась. На пороге вырос крупный лысый мужчина с аккуратным пивным животиком, очень идущим к этому животику лунообразным лицом и двумя банками краски под мышками.

– Эх, и тяжко тащиться с этим на шестой этаж, весь запарился! А ведь в былые времена по десять километров бегал, как гнедой рысак! Кто теперь поверит! Ты, дочура, не видела, но… – отец Софьи, а это был именно он, поперхнулся на полуслове – только теперь он заметил, что его дочь стоит посреди комнаты вся растрепанная, в полунадетой юбке, а рядом с ней стоит неизвестный спортсмен в расстегнутой рубашке.

– Так-так-так! Ха-ха! Ха-ха-ха! А ты, дочура, я смотрю, времени не теряешь! Уже внуков нам с мамулей делаешь, а? – расхохотался отец. От его сочного раскатистого хохота, казалось, трясутся стены.

– Папа, – запунцовела Софья, – все совсем не так, как выглядит на первый взгляд. Мы готовились к экзамену.

– Ха-ха! Раздетые?

– Нет, я была в халате, но решила переодеться.

– Зачем? Все равно же пачкаться.

– Затем, что из дома в халате не выходят.

– Ха-ха! Да я вообще мусор в одних трусах выбрасывать хожу!

– Тьфу! Да вы сговорились! – сердито топнула ножкой Софья.

– Только не ссорьтесь, – вмешался Дима. – Тебе не надо выходить на улицу, я сильный и сам все дотащу. Кстати, рад познакомиться. Дмитрий!

– Вадим Петрович! – отец Софьи протянул свою огромную и волосатую, почти медвежью лапу. – Так что же, молодой человек? Как вам моя дочь?

– Хорошая девушка, – ответил Дима и, подумав, добавил: – Нельзя пожаловаться.

– Отлично готовит, правда?

– Хорошо готовит. Нельзя пожаловаться.

– И умная, правда?

– Очень умная. Нельзя пожаловаться. А почему вы спрашиваете?

– Просто имейте в виду – я в молодости был кандидатом в мастера по боксу. А с боксом, молодой человек, та же ботва, что с катанием на велосипеде – разучиться нельзя. Если я когда-нибудь увижу дочуру в слезах по вашей вине, то не обессудьте… Ха-ха! Ха-ха-ха!

– Папа! – выпалила Софья.

– Что, дочура? Помнишь, как я классно отделал твоего прежнего? Три недели в гипсе ходил! А мог бы вообще, как Венера Милосская, без рук и яиц…

– Папа! Я сейчас из дома сбегу!

– Уже и слова сказать нельзя. Эх, молодость! Пойдем тащить шкаф, Дима. Любишь кататься, люби и саночки возить, да. Закон природы!

Дима и Вадим Петрович исчезли в дверном проеме, оставив Софью прыгать по комнате – она обратно переодевалась из юбки в халат.

Через три минуты мужчины вернулись, держа в руках кресло: Вадим Петрович продолжал трещать во время переноски, как ди-джей утреннего радиошоу, репертуар уже навяз у Димы в зубах, и он бы с удовольствием треснул по ушастому приемнику кулаком, если б это было возможно. О том, что сам Дима является не кандидатом, а целым мастером спорта по боксу, он предпочел при знакомстве умолчать. Когда кресло было задвинуто на положенное место, в угол комнаты, Вадим Петрович вдруг учуял сквозь ацетон запах борща, и ноги понесли его на кухню.

– О, какой аромат! Какое благоухание! Ммм, колдунья. Солнце моё, если ты будешь варить такие борщи, я никогда не отпущу тебя замуж! О, мой бедный желудок, какое испытание!

Вадим Петрович открыл крышку кастрюли и притворно схватился за сердце:

– Не могу! Мочи нет терпеть такую прелесть. Кулинарный апокалипсис! Так будет выглядеть смерть моя – три всадника везут блюда с твоей стряпнёй, а впереди, главный, бледный, несёт кастрюлю с борщом… И я падаю замертво с сердечным приступом!