Наталья Волошина - Похищенная Любовь. Продолжение. Книга 2

–Оставь украшения, это делает тебя роскошной.

Он поднимает меня на руки и перешагивает белоснежный ворох и несёт меня к кровати. Бережно улаживает, поглаживая плечо, проводя по бюстгальтеру, спускаясь вниз, пробегая пальцами по краю ноги, дотрагиваясь до кромки чулок и переходя на внутреннюю сторону бедра.

– Ты знаешь, как привлекательна Тома?

Я лежала перед Валиком, закусив губу, пальцами перебирая простынь под собой, и молчала.

– Все не мог понять, почему ты меня с ума сводишь, почему с ума сводила своего Седого?

Валентин наклонился, наступая коленом на покрывало, завис надо мной на несколько секунд, всматриваясь и словно ища что‑то. Панику? Страх? Понимание?

– Ты чувственная. –У тебя нет пластилиновых эмоции.

Он снял пиджак и отбросил его в сторону. Не спеша, принялся расстёгивать пуговицы на рубашке. Сняв ее, он наклонился, приподнял, прижимая к обнажённой груди. Расстегнул бюстгальтер, одним движением, уверенно находя застёжку. Вернул моё тело на кровать. Большой палец коснулся обнажённого соска, поласкал. Остановился, когда тот затвердел.

– Я знал что‑ты любишь Сергея. –И пусть это сейчас прозвучит кощунственно, только наличие соперника открыло мне глаза на свои чувства. –Резко, бесповоротно, пришла страсть. –Да еще какая.

Вот и ответ. Не понятно зачем ему со мной разговаривать? Может выпитый алкоголь заставляет его выговорится. Подонок Даневич, ты подонок.

– Сколько женщин мечтали оказаться подо мной. –Самые отчаянные лелеяли мечту окольцевать, стать законной супругой. – Я смеялся над ними, они ничтожны в своей услужливости, приторности.

Он расстегнул ремень, аккуратно вытягивая его из брюк сворачивая, кожаную ленту.

– На них у меня стоял член, но на тебя у меня стоят мозги. –Вижу твои глаза и хочу в них найти внимание, смотрю на твои руки и хочу, чтобы они касались меня. –Твои ноги должны обнимать мои бедра. –А губы дышать моим дыханием. –Я хочу этого.

Он стянул брюки вместе с плавками. И теперь стоял полностью обнажённый, возбуждённый. На шее и запястье поблёскивает золотой метал. А глаза пылали желанием и похотью.

–Вот он я Тома, смотри…

Он развел руки.

– Я влюблён, заворожён тобой. – И ты полюбишь меня. –Именно со мной у тебя будет целый мир. – Но ты должна повзрослеть и принять меня.

Он взял меня за лодыжку и придвинул к себе. Шёлковые простыни облегчили ему задачу, моё тело скользнуло словно по стеклу. Одной рукой приподнял мою попу, а другой стянул с меня трусики. Развел мои ноги и встал между ними.

Мы словно вели невидимую игру. Я не играла, не брала в ней участия. Но Даневич брал от меня что‑то в этот момент, как вампир он получал удовольствие, удовлетворение, от податливости моего тела.

– Значит, будешь теперь в хозяина играть? – почти неслышно прошептала.

– Мне это не потребуется. –Я тебе не противен, у нас есть сексуальный опыт. – Ты откликаешься на мои ласки, что еще нужно?

– Может нужна любовь.

– Тома, ты нужна мне, а теперь и я нужен тебе. –Мы в одной лодке и пути назад нет ни для тебя, ни для меня. –Я тебе попытаюсь сейчас это доказать.

Он скользнул пальцами вниз, провёл ними. Ласковые прикосновения, поразительно нежные, осторожные и умелые задевали клитор, увлажняя меня. Наклонился втянул сосок в рот и поиграл с ним языком. И я, к своему стыду, я увлажнилась под его уверенными действиями.

– Вот и всё что требовалось доказать, – шепнул Даневич распиная меня языком, подхватил за бедра, слегка приподнимая и вводя внутрь член.

–Я умею любить Тома…

Не страшно убить тело, страшно убить душу. Вот и всё. Даневич «любил меня» сначала сверху, потом посадил на себя, доводя до грани истощая своими толчками, ласками, движениями. Он знал об удовольствие все, и как умелый кукловод сейчас ломал моё сопротивление, доводя до пика. Помогая члену пальцами, губами, переворачивая меня на живот, а после ставя меня на колени и продолжал в позе сзади. И снова выходил, уже зарываясь между моих ног, проводя влажным языком внутри.

– Не сопротивляйся. – Расслабься. –Всё будет хорошо.

Я давлюсь рыданиями, чувствуя, что проигрываю. Теряя контроль над собственными чувствами и телом. Пытаюсь остановить это и не могу, в конце концов я окончательно сдаюсь, и бьюсь в конвульсиях под мужским телом. Больше нет ничего. В голове нет ничего. Там пусто. Осталось ли у меня хоть какая – то частичка гордости? Самоуважения? Я уже не знаю.

Даневич поднимает меня и поворачивает в сторону зеркальной стены, я вижу его за собой, его движения и горящие глаза. Он двигается и говорит, и говорит. А я молчу. Я как мёртвая смотрю на него выгоревших солью глаз и слушаю. Я люблю слушать.