Ксения Перова - Единственный последователь

Сердце Питера екнуло.

– Назад?

– Ну, за Барьер, – пальцы Инзы утопали в белом свечении, черные линии под ними сталкивались и разбегались, как живые.

«И я больше его никогда не увижу… ну, то есть не узнаю секрет полета».

Питер сделал движение, чтобы выбраться из шара – тот услужливо подтолкнул его в спину, практически поставив на ноги. Очень кстати, потому что встать со связанными руками и ногами оказалось нелегкой задачей.

– Но я не хочу возвращаться!

Инза взглянула на него снизу вверх, прищурившись.

– Слушай, хоть ты и первый человек, который смог преодолеть Барьер за триста с чем-то там лет, но не воображай слишком много. Ты что, не знаешь, почему его поставили? И зачем мы с Полуликим и еще куча народу торчит здесь и за ним наблюдает?

– Конечно, нет! – рассердился Питер. – Откуда мне знать?

Инза слегка нахмурилась, и гармония линий на экране распалась в хаотический беспорядок.

– Может, вы там и про эпидемию не слыхали?

– Про Белую Лихорадку? Конечно, об этом все знают.

– Ну хоть что-то… ох! – Инза со вздохом сжала пальцы, и белое сияние, расчерченное схемами, погасло.– Ладно, пропал день, значит, пропал. Не стоило бы рассказывать… хотя все равно тебе никто не поверит. А если и поверят, разницы, думаю, уже никакой.

За какие-то полчаса девушка с дикой стрижкой и железякой на поясе полностью перевернула мир Питера.

Триста лет назад от эпидемии Белой Лихорадки погибла большая часть человечества. Спасаясь от болезни, люди бежали из мегаполисов, селились в крохотных городах и поселениях, превращая их в крепости. Только так можно было отбиться от разбойников и мародеров, наводнивших страну.

Погибли технологии, искусство, многие ремесла. Цивилизация откатилась на уровень средневековья, в котором и существовала до сих пор. Все, что осталось от прежнего мира – древние Хранилища, в которые люди перед гибелью приносили разнообразные предметы, чтобы сохранить их для потомков.

Питер знал эту историю с детства – как и все остальные люди его мира.

Истина оказалась одновременно и лучше, и ужаснее.

Когда другие страны поняли, что Белая Лихорадка выходит из-под контроля, они обнесли зону бедствия защитным Барьером. Поднимаясь вверх на пять метров и на столько же уходя под землю, он гарантировал, что ни одно живое существо не выберется наружу.

Прикосновение к Барьеру убивало на месте. Птицы не переносили Белую Лихорадку и не болели ею, поэтому Барьер не стали делать очень высоким. Но все равно множество птиц врезалось в него и погибало.

Пораженную зону оставили, по выражению Инзы, «вариться в собственном соку». Вокруг выстроили периметр из Наблюдательных Башен – каждая держала под контролем несколько секторов Барьера. Наблюдателей в Башне всегда было двое, они сменяли друг друга. И жили, естественно, здесь же.

– Полуликий тут уже двадцать лет, – Инза закинула в рот еще одну овальную капсулу, на этот раз ярко-вишневого цвета, и с удовольствием прожевала, – Башня – его дом. Я все-таки надеюсь, что моим домом она не станет.

Питер сидел, точно громом пораженный. Инза протянула ему высокий металлический сосуд с узким горлом.

– Выпей, тебе явно не помешает.

Питер машинально принял сосуд, глотнул и закашлялся. Взглянул на него, словно очнувшись от сна.

– Это же… это…

– Самбука! – с гордостью произнесла Инза. – Вещь в себе! Ну что ты так смотришь? Конечно, здесь все пьют, а то и похуже что. Скука же смертная. Я вот хоть учебой спасаюсь, помогает не спятить. Башни эти – настоящая, как это… жёппа мира, так, кажется, раньше говорили?

Питер вытер выступившие на глазах слезы. В деревне варили бражку, но мама говорила, что вкус – хуже некуда, и он ее так и не попробовал. Мнению мамы можно доверять, она была Искателем, исследовала Хранилища.

Инза отхлебнула из сосуда и передала его обратно Питеру. Второй глоток прошел значительно легче, в животе свернулось клубком приятное тепло. В голове же по-прежнему царил дикий сумбур. Питеру даже показалось на миг, что все это ему снится. Хотя, конечно, таких забористых снов надо поискать.

Одна мысль вдруг выбилась из общего хоровода и засияла ясно и четко.

– По-ослушай… а этот, как его… Полуликий? Как он меня поймал, а?

– Э-э-э… – Инза с ухмылкой погрозила ему пальцем, – он все время придумывает разные штуки. Попроси, он тебе покажет.

Почему-то от этих слов Питера охватил мягкий, тающий жар – как у печки, когда подбрасываешь дрова и слишком близко наклоняешься к огню. Инза сидела справа от него, и кровь прилила сначала к правой щеке, словно ее слова оставили видимый след. Быть может, виной тому была иноземная крепкущая брага, как бишь ее.