Петр Ингвин - Кваздапил. История одной любви. Окончание

Того, что плескалось на донышке, хватило на два глотка – горьких и забористых.

Перед глазами возникло печальное укоряющее лицо. Хадя? А ну тебя к черту! Тебя нет. Ты кончилась еще тогда, когда сбежала, не дождавшись радостного известия. Ты меня предала! Меня, мою любовь… Иди к черту!

Мне хорошо. Выпью еще – будет еще лучше.

Как же просто стать счастливым. Каким я был дураком! И ведь все мне говорили, что дурак, а я не верил.

Кстати, почему раньше я не думал об алкоголе, как о решении проблем? Это ведь тоже выход, и еще какой! Простой и дешевый. Искать свое счастье в большом мире и строить его кирпичик за кирпичиком – намного сложнее. Даже не сложнее, а просто недостижимей.

Многие так и живут. И ведь живут, не вешаются. Почему я столько лет думал, что всех умнее? Счастье или справедливость при сотворении мира планом не предусматривались.

Я сделал несколько нетвердых шагов к родительской спальне:

– Ма-а-аш!

Активные движения и звуки поцелуев внутри прекратились, послышалось перешушукивание, и, наконец, раздалось:

– Чего тебе?

– Маш, а дядя Саша в какой квартире живет?

– В двадцать седьмой, а что?

– У него есть что-нибудь покрепче?

Как же шумит в голове… И стучит… И звонит…

Да выключите же дятлов и отбойный молоток!!!

Конечно, нет здесь никаких дятлов и перфоратора, это разбухшие мозги реагируют на внешние воздействия к черепу. Каждый писк – как тараном в колокол.

И опять – родительская квартира, я в майке и трусах лежу в своей постели, а по стене ползет утренний луч.

Не надо было столько пить.

Или…

Я похолодел. А пил ли я вчера? В застопорившихся мозгах все перемешалось. Что – правда, а что – нет?! Наяву ли приходил дядя Саша из соседнего дома, или это очередной глюк?

По ушам ударило – звонок в дверь, долгий, требовательный. От такого же, наверное, я проснулся.

Какая разница, кто за дверью? Я накинул на плечи банный халат, вышел в прихожую и громко спросил:

– Кто?

– Саня, это Даша.

Надо же. Даша. Честно говоря – странный визит. Машке она сначала позвонила бы. Значит, пришла не к Маше? Выбор кандидатур внутри за дверью невелик.

Я все же сказал:

– Маши нет

– Знаю. Я к тебе.

– Зачем?

Логичный, в принципе, вопрос по отношению к пришедшей в гости девушке прозвучал невежливо и даже грубо. Ничего, переживем. Лучше сразу определиться с целями и средствами, мы знаем друг о друге достаточно, чтобы не тешить себя иллюзиями.

Я поглядел в глазок. Даша подготовилась к посещению одинокого молодого человека. Волосы тщательно уложенными волнами ниспадали на плечи, красивую фигуру облегали шорты и топик, под которым в лифчике пряталось однажды предложенное мне богатство. В тот раз я не оценил, а снаряды и судьба, как утверждает статистика, дважды в одно место не бьют. С чувством утраченного счастья взгляд на этой части Дашиных прелестей застрял надолго. Мне, возмечтавшему о блаженстве с лучшим человеком на свете и оставшемуся у разбитого корыта, нестерпимо хотелось вновь познакомиться с олицетворениями упущенных возможностей. Хорошо, что они не торчат под тонким топиком, словно короны на островерхих шлемах королей-рыцарей, а прикрыты защитой от чужих взоров. Это делало Даше честь. Например, Машка в последнее время на такие «мелочи» внимания не обращала, потому столько внимания обращали на нее.

Впрочем, для смущения глаз хватало и длинных голых ног Даши. Ее шорты лучше бы уменьшительно назвать шортиками или даже шортишками – они окружали бедра узкой полосой, открывая гладкий животик вплоть до опасных пределов, а снизу, я уверен, стоило Даше повернуться ко мне спиной, и шортики покажутся полосой ткани поперек сдобной мякоти. Не понимаю я этой девичьей мании показать всем все. Во времена родителей показом задницы люди оскорбляли друг друга, оголением возмущались, и оскорбленный, если мог, в меру сил и фантазии наказывал оскорбившую особу. Может быть, в девчоночьих организмах активировались какие-то гены, мечтавшие о наказании?

Окончания ног глазок не показывал, но там должны быть кроссовки или что-то легкое – судя по солнцу в окнах, погода сегодня стояла невероятно теплая.

– Маша сказала, что тебе плохо, и я подумала… Прости. Наверное, я не вовремя. Лучше я уйду. Зря я пришла.

Маша права, мне было плохо. Ох, Маша, Маша, добрая душа. О себе бы так заботилась, как о брате.

Но ведь заботилась, несмотря и вопреки. Ей памятник нужно ставить прижизненный, а не ругать. Разве я, например, думал о сестренке, когда мне было особо хорошо или плохо?