Анастасия Шерр - Заур 2. Заберу тебя себе

– Подожди… – отстраняю его, потому что этот разговор мне перестаёт нравиться. – Что значит, ты женишься и уедешь? Как это понимать? – но наткнувшись на стену льда в очередном взгляде, начинаю понимать. – Ты не на мне жениться собрался, да?

– Так нужно. Я прошу тебя, не делай сейчас никаких поспешных выводов. И тем более не вздумай совершать что-то, о чём потом пожалеешь. Слышишь?

Головой мотаю сильно, отрывисто. Кажется, вот-вот мозги к хренам разлетятся. Или их остатки, едва уцелевшие после любви этой ненормальной.

– Нет, Заур. Нет. Ты не можешь так со мной поступить. Не сейчас, когда я ради тебя всё перечеркнула. А моя дочь? Ей ты что скажешь?

– Не я. Ты скажешь, – следует ледяной, обжигающий стужей ответ, и Омаев отстраняется. – Мне нужно собрать свои вещи. А ты иди к ребёнку.

Я не верила до последнего, что он уйдёт. Пока не вышел с сумкой из нашей спальни и не зашагал к двери. Я же, стоя под стеной и обнимая себя руками, отчего-то продрогнув, ждала. Чего? Да откуда же мне знать? Наверное, хотелось понять его поступки. Все. Начиная с похищения и заканчивая резким уходом.

Он вздохнул, швырнул сумку на пол и, уперевшись в стену рукой, склонился к моим губам.

– Прости. За всё дерьмо, в которое я тебя втянул, прости. Я хочу, чтобы ты верила мне. Слышишь, нет? – поймал моё лицо за подбородок, в глаза заглянул. А мне не видно его лица из-за слёз, застилающих взор. – Илан? Слушай меня внимательно. Я вернусь за тобой. Просто дай мне время, чтобы решить все вопросы с кланом, и я снова буду рядом. А пока оставлю своего человека. Он будет за вами приглядывать. И если что-то понадобится, звони ему. Держи, – мне на ладонь ложится визитка, а губы Омаева накрывают мои и быстро целуют. – Мне нельзя оставаться с вами. Не сейчас. Я должен…

– Да, я слышала. Ты женишься на другой, – обрываю его идиотские оправдания, потому что сейчас он выглядит, как гребаное дерьмо. Заур Омаев не должен оправдываться. И никогда так не делал раньше. И хорошо, что не делал. Потому что это унижает. Причём не его, а меня. Чувствую себя сейчас какой-то жалкой нахлебницей, попрошайкой, всеми силами пытающейся выклянчить себе кусочек счастья. А я не хочу клянчить. Выпрашивать не хочу. Только не у него.

– Илан, ты не услышала главного. Я вернусь. Помнишь? Я всегда буду возвращаться, – встряхивает меня, продолжая удерживать за лицо. А мне плюнуть в его глаза бесстыжие хочется.

– Не надо возвращаться, Заур. Если ты на другой женишься, не возвращайся. Я шлюха, да. И, может, мудрые люди были правы, когда говорили, что бывших проституток не бывает, но я не стану…

Он рот мне зажимает, свои челюсти сжимает до хруста.

– Я тебе говорил, чтобы больше не произносила этого, – долго смотрит на меня, а потом со стоном отпускает, выругавшись себе под нос. – Илан, у меня сейчас нет времени объяснять тебе, что и почему я должен сделать. И возможности такой нет. Не сейчас! Просто поверь мне! Доверься! И не уходи никуда. Здесь безопасно. Илан, они не позволят нам быть вместе, пока я не женюсь на той, которую они мне выбрали. Таков закон. Так надо.

Хватает сумку, ещё раз на меня взглянув, что-то хочет сказать, но тут же закрывает рот и спешит к двери.

– Если уйдёшь сейчас, это будет значить, что ты меня бросил, – последняя попытка дрожащим голосом, однако Омаев не реагирует. Молча уходит, плотно прикрывая за собой дверь, а его ключи остаются на тумбочке.

Утром меня находит тётя Нина. Всё там же, под дверью. Трогает за плечо, слегка тормошит.

– Иланочка? Что с тобой, девочка? Что?! Плохо?

Я открываю глаза, отстранённо улыбаюсь и медленно качаю головой.

– Мне уже давно плохо, тёть Нин. Так плохо, что душа наизнанку. А ему плевать. Он поиграл в романтику с похищением невесты, поиграл в семью и, вспомнив, что невеста-то – шалава, свалил. К той, что почище будет. От которой другими мужиками не воняет. Жениться он должен. Смешно, правда? – кривлюсь от подступающей к сердцу боли. Она волнами накатывает, иссушает, заставляет его корчиться. И это не унять. Никак не унять.

– Ты что?! Ты с ума сошла, такое говорить? Да ты у меня чище всех этих правильных, ясно?! И плевать мне, кто там что считает! Я бы на чистоплюев посмотрела, когда твой ребёнок загибается, а государство только руками разводит! Чиновничьи жирные хари только до отказа набивают, чтоб не исхудали, бедненькие! А на людей всем плевать! Сколько матерей-одиночек так мается, а? Знаешь? А я тебе скажу! Тысячи! Тысячи несчастных женщин! Так у них хоть дети здоровые! А случись что, они бы все туда пошли, куда ты ходила! И плевали бы на мнение всяких высоких сударей! И тебе должно быть плевать! – тётя Нина выдохнула и, в сердцах пнув свой сапог, попавший ей под ноги, села на полку для обуви, складывая руки на колени.