Тилли Бэгшоу - Оборотная сторона полуночи-2. Как феникс из пепла

– Останки Афины Петридис ведь так и не были обнаружены, сэр.

У Марка Радмейна задергался уголок рта.

– Потому что все сгорело.

– А останки ее мужа нет, – возразил Габриель, – хотя они сидели в пилотской кабине бок о бок. Как вы это объясните?

– Не знаю, – неохотно сдался Радмейн, – но уверен, что она мертва. Все. Разговор окончен.

Он оборвал разговор, как истеричная дамочка, но у него не было ни сил, ни терпения выслушивать доводы своего агента по большей части потому, что и у него имелись сомнения. Как только увидел фотографию погибшего ребенка с меткой на пятке, Марк сразу понял, что Афина Петридис, эта сучка, эта ведьма, это неуязвимое чудовище, жива.

Марк Радмейн долгие годы ненавидел чету Петридис. В его сознании обидчики и убийцы детей занимали особое место. Ужасная тайна его детства, одно-единственное жуткое происшествие, превратившее его в того, кем он стал, и сделавшееся главной причиной его вступления в «Группу», превратила огонь его ненависти в бушующее, безумное и смертоносное, пламя, которое не могла погасить ни одна из земных сил.

Но что, если Афине Петридис каким-то образом наперекор судьбе удалось выжить в катастрофе, где погиб ее муж? И вот теперь она где-то там, смеется над ними, и над ним в частности, из-за того, что дерзнул подумать, будто победил. Двенадцать лет она притворялась мертвой, внушая «Группе» и всему миру обманчивое ощущение безопасности, но теперь этой жуткой и страшной меткой в виде лямбды на теле изувеченного ребенка дала знать, что вернулась.

– Я привезу вам новые мячи, сэр, – настороженно посмотрел на хозяина ассистент.

Мистер Радмейн не привык проигрывать и обычно вымещал гнев на первом попавшемся под руку подчиненном, однако сегодня, к великому облегчению ассистента, выглядел до странного спокойным.

– Не надо, Генри: со старыми мячами все нормально. Просто нужно помнить, что они у меня есть.

– Сэр?

– А потом играть получше.

Закончив партию, Марк Радмейн расположился в салоне своего личного бизнес-джета «бомбардир челленджер» и сделал звонок, который откладывал с самого утра.

– Допустим, что ты прав, – начал он без предисловий.

– Сэр? – несколько обескураженно отозвался Габриель.

– Предположим, что она жива.

– Она жива, сэр.

– По твоим словам. Но какие у тебя доказательства?

– Пока никаких.

– Так найди их, если хочешь, чтобы я воспринимал твои слова всерьез, – распорядился Марк Радмейн и отключился.

Открыв дипломат, он снова посмотрел на фото погибшего мальчика. Имени нет. Лишь изувеченное детское тельце, выброшенное на берег словно морской мусор. Именно так Спирос Петридис обращался с бедными и беззащитными: как с никому не нужными отбросами, – а его жена дьяволица ему в этом помогала.

Ни у одного из правительств не хватило духу прижать Петридисов к ногтю и сделать то, что должно: искоренить зло, найти, где бы оно ни скрывалось, и уничтожить любой ценой, предоставили им, «Группе». Они действовали вне законов, вне границ, вне национальных интересов и невзирая на политические или религиозные принадлежности, рисковали так, как никто другой, и никогда не оставляли следов.

Убить Афину Петридис когда-то было для Марка Радмейна долгом, а теперь станет удовольствием.

Сестра Магдалина, настоятельница монастыря Пресвятого Сердца Иисусова, наклонила седую голову и принялась молиться. Сумерки уже сгустились, и в окнах построенной в византийском стиле часовни, затерянной в глубине пустынного острова, можно было видеть, как лучи закатного солнца, словно кровь, стекают в гладь моря.

«Прости мне прегрешения мои, – шептала пожилая монахиня, перебирая скованными артритом пальцами висевшие на шее четки. – Господи, наставь меня на путь истинный. Проведи меня сквозь тьму».

Почти все монахини в трапезной вкушали незатейливый ужин: томаты, оливки и виноградные листья, фаршированные вареным рисом, – но сестра Магдалина всегда в этот день, в годовщину послушничества сестры Елены, постилась.

Кроме нее в часовне была сестра Елена и прибывший с пастырским визитом отец Георгиу. По ту сторону выложенного камнем нефа, в небольшой средневековой исповедальне из резного дерева, сестра Елена получала причащение.

– Благослови меня, святой отец, ибо я грешила.

Настоятельница слышала лишь голоса: сначала певучее контральто сестры Елены, а затем густой баритон отца Георгиу, – хотя, разумеется, знала обряд наизусть.