Кристен Эшли: Загадочный мужчина (ЛП)

Эшер был копией его самого. Как только он покинул утробу Гвэн, был неугомонным и подвижным. И если Хок был дома, Эшер всегда был с ним рядом. Как только Эш слышал, как открывалась входная дверь, он полз в ту сторону, садился на задницу, в ожидании, когда отец подойдет к нему. Он не был капризным, требуя к себе повышенного внимания. Будучи совсем маленьким, Эшер мог развлекать себя сам.

Ему нравилось сидеть и играть рядом с отцом.

Хок подошел к нему, наклонился, и сделал то, что он делал все время, фактически каждый вечер, когда он возвращался домой, а сыновья уже спали. Он положил руку на спину сыну и прислушался к его дыханию. Хок общался и чувствовал все, что происходит с его сыном, своей рукой, затем он провел по его густым волосам. И вышел из комнаты, пересек холл, войдя в другую дверь.

Бруно спал на спине, широко отведя в сторону руку, с согнутой ногой, другая была прямая, рука покоилась на животе. Он был наполовину прикрыт одеялом. Его рука покоилась на голове медведя команды Бронкос полинявшей футболки.

Бруно тихо сидел на коленях у дедушки во время каждой игры Бронкос, когда они играли на родном поле. Было чертовски жутко, но Хок готов был поклясться, что его двухлетний сын следил за игрой гораздо внимательнее и переживал намного больше, чем Бакс. Если же игру показывали по телевизору, Бруно замирал, садился на задницу и смотрел на экран. Если он не спал, а играл во что-то, на нем все время был шлем для американского футбола, когда Хок и Гвен попытались с него его снять, ребенок стал биться чуть ли не в истерике. Поэтому ему разрешили носить шлем, кроме, когда он садился за стол и когда ложился в постель. Это было хорошее решение, учитывая, что когда Бруно не ел, а смотрел футбол по телевизору или боролся со своим братом, он серьезно относился к этому дерьму.

Хок наклонился, положив руку на грудь Бруно, он ощупал взглядом лицо сына, а его рука почувствовала биение маленького сердца.

Оба его сына были его копией — черные волосы, черные глаза. У Бруно еще были ямочки на щеках, за которые Гвен громко и весело прославляла Господа, что он услышал ее молитвы, и делала она это часто. Почти каждый раз, как только она видела их у сына, а видела она их тоже часто. Бруно, как и его мать, любил смеяться и также, как его мать, делал это часто.

Хок невольно улыбнулся, глядя на сына.

Гвен нравились ямочки, появляющиеся у мужа на щеках. Хок любил своего сына.

Он вышел из комнаты и направился в спальню, вытащив телефон из кармана. Он посмотрел на экран и нахмурился, на лбу пролегли морщины.

Звонок шел от Гвен.

Он посмотрел вверх, на дверь спальни, заметив слабый свет.

Она не спала. Странно. Было уже поздно.

Черт.

Она была почти на девятом месяце беременности, как Гвен сказала, «их последнем ребенком». Она так сказала потому, что УЗИ показало — мальчик. Она созрела окончательно и сказала: «Хватит!» Ей итак предстояло всю жизнь стирать с их носов кровь от драк, смотреть на блевотину после выпивок и страшиться нежданной беременности, каких-нибудь их подружек. Она не собиралась продолжать в том же духе.

Именно поэтому Хок позволил ей дать имена детям. Дикон находился еще у нее в животе. Хоку не нравилось имя Эшер, до тех пор, пока не появился Эшер на свет. Ему очень не нравилось имя Бруно, пока он не увидел Бруно. И ему, на самом деле, не нравится имя Дикон, но он посчитал, что оно ему понравится, когда родится сын.

Его мать приложила руку к выбору имен его сыновей, но Хок не жаловался. Он явно видел в Эшере характер и вспыльчивость, а в Бруно серьезность к любому делу. Как Гвен это сделала, он не знал.

Он сбросил звонок и спрятал телефон в карман, повернув ручку двери и открыв двойные двери в спальню.

Хок дошел до середины комнаты и замер.

Комната освещалась ночником на прикроватной тумбочке Гвен. Одеяло было откинуто. Кровать пуста. На простынях виднелась кровь, и кровавый след вел в ванную комнату.

— Кейб, дорогой, мне нужно в больницу, — услышал он голос жены, который вернул его в чувство, и он рванул в ванную комнату. — Со мной что-то не так. Я звоню...

Она замолчала, увидев его на пороге. Гвен в ночной рубашке сидела на полу, обнимая одной рукой свой выпирающий живот, выпрямив одну ногу, другую согнув под себя, ее длинные, густые, светлые волосы были взъерошены, в ее голубых глазах поселился страх, красивое лицо стало пепельно-белым, и на черно-белой плитке виднелась кровь.

В тот момент, когда она увидела его, ее глаза наполнились слезами, она опустила руку и та безвольно упала на колено, прошептав: