Ульяна Громова - Его невольница, или Чартер в преисподнюю

Глаза в глаза. Не разобрать, в чьих дикое пламя, в чьих – катализатор атомного взрыва. Время остановилось, когда мы замерли, изучая лица друг друга, и прыжком сорвалось с космической скоростью, когда Энвер, наказывая, насадил меня на себя яростно, как ведьму на кол.

Всё смешалось и завертелось в вангоговском импрессионизме звёздной ночи, всё потеряло чёткие очертания, кроме Энвера. Его красивые ясные глаза вспыхивали жаром и обжигали жаждой наслаждения, они – глубокое Чёрное море, живое, древнее и беспощадное. Я тонула в них, захлёбывалась, но рвалась на поверхность, безумно желая одержать верх, покорить стихию, умирить, приручить, понежиться в ласковом прибое.

Но нас беспощадно штормило, окатывало солёным потом и закручивало в немыслимые морские узлы дерзких поз под рок-музыку сорванного дыхания, мощных и быстрых ударов сердец и тел, рваных всхлипов и заглушенных убийственными поцелуями стонов.

Шторм набирал силу, а собственные уже оставляли. Но желание сдаться возникает, когда победа уже близка и осталось сделать лишь последний рывок. Жар необузданной страсти просочился под кожу и резво покатился адским огнём к налившейся плоти, как ртутные струйки. Мы пульсировали, боролись до последнего: он – разжимая меня, а – стискивая его в тугом кольце мышц. Это был последний раунд, невидимый судья уже готов был считать до десяти и дать финальный свисток.

И я уже почти сдалась, сдерживая свой девятый вал, когда не выдержал Энвер. Его оргазм был сокрушительным цунами, ревел утробно и яростно, признавая проигрыш, и щедро вливал своё поражение в чашу моего терпения.

И лишь когда он затих, я вцепилась в его ягодицы и прижала к себе до глубокого погружения на самое дно, качаясь на волнах утомлённого Чёрного моря его глаз, наслаждаясь победой, озвученной протяжным сладким стоном превосходства…

Энвер рухнул на меня, едва отзвучали последние аккорды моего оргазма. Его губы ткнулись в основание шеи, и это прикосновение ощущалось благодарным поцелуем, интимным и нежным. Но я не питала иллюзий. И была права – мой лучший клиент встал на дрожащие ноги и утёр со лба заливавший глаза пот. Молча надел трусы и ушёл, не сказав ни слова. Но уже то, что он оставил меня, а не выволок на потеху Месуту, говорило гораздо больше любых слов – было в этом чудовище что-то человеческое. Где-то очень глубоко, что и в батискафе не достичь, но точно было.

Я зверски устала яриться и трахаться, вымоталась морально и физически. Не осталось даже сил пойти в душ. Закрыла глаза и расслабила каждую клеточку тела от кончиков пальцев ног до кончиков волос, как учили на занятиях йоги. Спать сейчас – роскошь, а бессонная ночь и сплошные волнения подкосили душевные силы.

Пятнадцать минут релакса наполнили энергией, пусть недостаточно, но прожить этот день до вечера я надежду питала. Села на кровати и бросила взгляд на разодранные, будто когтистой лапой льва, бикини и парео. Мысли тут же унеслись в воспоминания недавнего секса.

Энвер оказался просто невероятным любовником, но забыть, что этот божественный красавец еще и моральный урод, я не могла… Но и взрывной секс с ним – тоже. Самое страшное и неприятное, что я хотела его повторить. Так остро чувствовать мне ещё не доводилось, казалось, каждая клеточка тела возбуждалась и получала наслаждение, слившееся в один взрыв сверхновой.

Я нехотя отодвинула все эти мысли на дальний план. У меня цель – завладеть телефоном и позвонить отцу. А для этого надо расслабить мужчин, быть послушной и казаться покорившейся обстоятельствам. В конце концов, что страшного со мной сделают? Трахнут вдвоём? Будто за время рабства этого не было. Главное – дать знать, что со мной случилась беда, чтобы папа вызволил меня.

***

Энвер полулежал на низком белом диване у бассейна и держал в руке высокий запотевший стакан с каким-то коктейлем. Его загорелое скульптурное тело даже в расслабленном состоянии радовало взгляд кубиками пресса, хотя он не был раскаченным до отвращения. Его сытый ленивый взгляд скользил по мне, пробираясь под новый наряд – белое бикини, на этот раз не прикрытое газовым лоскутом.

– Садись, красивая, – похлопал рядом с собой Месут, и я опустилась на диван напротив своего чудовища.

От мысли, что это чудище – «моё», захотелось заскулить – я уже воспринимала себя невольницей, хотя пока сознание ещё и сопротивлялось, а в душе мгновенно закипал на время притихший вулкан. Я вообще стала неуравновешенной. Никогда не бросалась на людей, а сейчас – запросто, я будто теряла страх и разум, неслась куда-то, совершенно не думая ни о чём, лишь бы почувствовать, что короткая невольничья цепь оборвалась.