Элли Шарм - Случайная тайна от олигарха

– Помню, когда носила Мирьям, испытывала непреодолимую слабость к горькому шоколаду, – смеётся мама, с улыбкой качая головой, – вот тогда-то Руслан и предложил назвать дочку этим именем. Горькая…

Суставы пальцев пронзает острая боль. Я опускаю взгляд и только сейчас замечаю, как крепко сжала серебряную вилку, которая до этого лежала рядом с моей пустой тарелкой. Ком тошноты неотвратимо подкатывает к горлу. И правда – горькая. Судьба моя горькая.

– Извините, я выйду, – сама удивляюсь тому, как спокойно произнесла эти слова не дрогнувшим голосом.

Несколько пар глаз обращаются в мою сторону. С губ мамы медленно сползает улыбка, а на лбу появляется продольная морщинка. Ведь предупреждала ее, что нельзя пропускать ни одной процедуры филлеров по графику. Боже, о чем я только думаю?! У Максима будет ребенок, а значит, он спал с этой… целовал ее, ласкал… Перед тем, как выскочить из-за стола, у меня из груди вырывается громкий всхлип. Такой жалкий, что, не смея поднять глаз, я несусь мимо Давида, нечаянно задевая ногой стул. Отлично! Теперь будет синяк. Но боль в ноге не идет совершенно ни в какое сравнение с тем, что я чувствую.

Только меня не сломить. Я уже давно знаю, что такое боль. Сначала тебе кажется, что ты просто не в силах вынести ее, а на деле привыкаешь ко всему. Даже к пожару в груди, пламя которого, танцуя и извиваясь, раз за разом лижет истосковавшееся сердце. Сколько раз Катька говорила, что я люблю не Максима, а само чувство влюбленности, но я не согласна! Следуя такой логике, объектом моего обожания мог бы стать любой… тот же Давид. Смахиваю поспешно соленые слезы со щек и быстро поднимаюсь по крутой мраморной лестнице. Еще не хватало, чтобы меня увидел кто-нибудь из прислуги. Мирьям Юсупова при любом жизненном раскладе должна оставаться на высоте.

На втором этаже растерянно замираю у двери гостевой спальни. Воспоминания о проведённой с Давидом ночи обрушиваются, словно безжалостный кулак боксера. Как он тогда сказал мне перед тем, как я, выскочив в коридор, напоследок кинула хлесткое «ненавижу»?

«Беги, трусиха! Только вот от своих желаний далеко не убежишь, Мирьям. Ты моя!»

Переступаю несмело порог спальни и непроизвольно сразу же отыскиваю глазами большую двуспальную кровать. При свете дня все кажется совсем другим. Будто ничего и не было ночью между мной и Давидом Садулаевым. Но стоит присесть на светло-бежевое покрывало, как моих чувствительных рецепторов касается еле ощутимый дух аромата кедра. Перед глазами сразу же появляется образ Давида, но я без сожаления отбрасываю его прочь. Хочу все забыть! Это была самая дикая и непростительная ошибка в моей жизни.

Вытянув вперед ушибленную ногу, принимаюсь с пристрастием разглядывать бордовую припухлость на коже ниже колена. Легкий скрип двери заставил меня вздрогнуть от неожиданности и поспешно опустить пониже подол легкого платья цвета словной кости. Упрямо смотрю в сторону окна, пока не ощущаю едва заметное прикосновение мужской ладони к своим распущенным темным волосам. Ласка настолько невесомая, что на мгновение я даже задумываюсь о том, что мне это почудилось. Ноздри трепещут, когда ощущаю рядом уже более выраженный аромат кедра и лимона. Я поднимаю голову и снизу вверх смотрю на подошедшего ко мне вплотную Давида.

– Где болит? – хриплый голос брюнета звучит мягко и сочувственно.

Крепкие пальцы властно обхватывают мой подбородок, и мне ничего не остается, как посмотреть прямо в агатовые глаза. Мне так плохо, что почти не стыдно, что мужчина вот-вот увидит мои готовые пролиться слезы. Большой палец нежно ласкает дрожащий подбородок, и я решаюсь ответить.

– Там, где никому не видно, – тихо шепчу, ощущая, как тут же по щеке медленно ползет крупная, словно прозрачный кристаллик, слеза.

Я вижу, как на скулах Давида перекатываются желваки. Он медленно проводит пальцем по чувствительной коже моей щеки, смахивая соленую слезу.

– Мирьям…

– Почему, Давид? – спрашиваю прерывающимся от полноты чувств голосом у брюнета. – Почему любовь забыла обо мне?

Садулаев смотрит в мои глаза как-то по-мужски уверенно.

– Ты просто не хочешь ее замечать, Мирьям, – низкий баритон Давида ласкает слух. – Любовь рядом – только протяни руку.

Резким движением скидываю со своего подбородка пальцы Давида и порывисто встаю с кровати. Меня до дрожи смущает то, какие я испытываю чувства, когда шершавые подушечки его пальцев ласкают кожу моей заалевшей щеки. Так нежно, так чувственно… Вскидываю голову, чтобы посмотреть на Давида. Меня буквально пронзает током, когда мужчина на мгновение переводит взгляд с моих глаз на слегка тронутые нежно-коралловым блеском губы. С растерянностью отмечаю, что Садулаев такой высокий, что я едва достаю ему до плеча. Настоящая гора! Несмотря на негативные чувства, пожирающие меня изнутри, я вдруг с удивлением осознаю, что рядом с ним чувствую себя по-настоящему хрупкой и женственной. Вижу в черных, как кофе, глазах мужчины что-то похожее на восхищение и обожание. Давид, словно касаясь, скользит взглядом по чертам моего лица и останавливается на разметавшихся шелковистым потоком прядях волос.