Элли Шарм - Случайная тайна от олигарха

Моя ладонь оказывается на колючей четко очерченной скуле. Кончики пальцев приятно покалывает однодневная тёмная щетина. Как приятно к нему прикасаться! Аромат лимона и кедровых орешек почти вынуждает инстинктивно податься вперёд, ближе к Садулаеву, чтобы ощутить его тепло, силу рук, жадность губ. Я даже чувствую небольшое головокружение, когда мужчина наклоняется ко мне еще ближе. Лица касается тёплое, освеженное мятной жвачкой дыхание и я непроизвольно прикрываю глаза. Губы складываются бантиком, длинные ресницы трепещут. Когда сильные руки мужчины властно сминают мою талию через ткань платья, я привстаю на носочки и приоткрываю соблазнительно губы. Сердце бьется лихорадочно и неровно. Тук… Тук… Тук, тук, тук… Хмурю брови. Почему он медлит? Чего ждёт?

Неохотно открываю глаза и сразу же встречаю насмешливый, горящий любопытством взгляд Давида. Сказка заканчивается так же резко, как и началась. Ууу, как он меня злит! Впиваюсь острыми ногтями, над которыми ранее в дорогущем салоне поработал мастер маникюра, в руку Садулаева, от чего браслет на запястье громко звякает подвесками.

Давид морщится. Глаза мужчины становятся еще темнее, как будто, черт возьми, все это наше противостояние лишь подливает масла в огонь его желания. Сволочь! Выставил меня полной дурой, жаждущей его внимания.

Пытаюсь вырваться из крепкого захвата широких ладоней, шипя, словно кошка. Хриплый смех, точно красная тряпка для быка, заставляет меня неистово извиваться в крепких объятьях. Выцарапаю эти насмешливые глаза! Унизил меня. Да как он посмел?!

– Не злись, милая. Я обязательно тебя поцелую, но только после того, как разберёмся с нашим делом, – словно успокаивая несмышленого ребенка, Давид пытается урезонить меня.

– Пусти! – изловчившись, стараюсь пнуть его в самое уязвимое для мужчины место, но не хватает сноровки и сил.

Наконец, глаза Садулаева опасно вспыхивают. Кажется, я приблизилась к черте его терпения! Игры закончились. Это мгновенно остужает мой пыл. Все-таки инстинкт самосохранения еще никто не отменял.

– Хватит, Мирьям. Клянусь, если не угомонишься, я перекину тебя через колени и сделаю то, что давно должен был сделать твой отец, – это звучит не как угроза, а констатация факта.

Однако, сурово поджатые губы мужчины намекают на то, что он не шутит. Эти слова обжигают похуже хлёсткой пощёчины. Я бледнею и опасливо смотрю на Давида сквозь подкрашенные тушью ресницы.

– Так-то лучше, маленькая моя, – одобрительно тянет Садулаев, заметив, как я мгновенно притихла в его руках. – А теперь мои условия.

Мужчина отпускает руку, и я тру чувствительную нежную кожу запястья. Сволочь, неандерталец… Что еще задумал этот тиран?! Наверняка что-то вопиюще неприличное. Пусть только…

– Завтра я заеду за тобой, и мы поедем в «Парадайз Плаза».

Шокировано моргаю, прежде чем разразиться бранью.

– Да как ты смеешь так нагло тащить меня в отель?! – мой голос срывается от ужаса и возмущения. – Если мы провели вместе одну ночь – это не значит, что…

Давид поднимает руку, резко останавливая поток льющейся из моих уст речи. Всего один жест, а мое сердце уходит в пятки. Если он захочет, то может полностью разрушить мою жизнь. Ему это ничего не будет стоить!

– Мирьям, – Давид складывает руки на широкой груди и приподнимает бровь, – иногда твои слова меня заставляют серьезно задуматься. Откуда у девушки из такой приличной семьи в прелестной головке крутятся такие испорченные мысли? Ммм? Кто тебя так испортил, милая?

Мне кажется или в его словах слышатся ноты ревности? Да он что, совсем что ли?! Открываю широко глаза и впервые чувствую, что мне больно. По-настоящему больно от слов Давида. Как он может так говорить? Он же знает правду. Прилагаю просто неимоверные силы, чтобы не позволить пролиться слезам, что застилают глаза.

– Ты, – цежу сквозь зубы, скрывая за яростью затаившуюся глубоко в сердце обиду. – Ты меня испортил!

Взгляд Давида смягчается, и он тянет руку к мом распущенным волосам. Я резко делаю шаг назад, не позволяя притронуться к себе.

– Мирьям, прости ревнивого дурака, – в голосе Садулаева слышится раскаянье, но мне уже все равно.

– Говори свои условия и закончим на этом разговор, – приподнимаю подбородок и делаю то, что и всегда в подобных ситуациях – надеваю одну из своих излюбленных масок – холодности и безразличия. Больше никому не позволю так близко подобраться к моей душе и искромсать ее. Мне сполна хватило Максута!