– Подожди, милая, а то будет больнее, – слышится наконец сквозь мои стенания хриплый обеспокоенный голос Давида. – Глупышка! Почему не сказала мне, что девственница? – в голосе мужчины отчетливо слышно сожаление.
Между тем, я успеваю чутко уловить и что-то похожее на гордость. То, что стал первым… Единственным завоевателем этой неприступной крепости. Реальность, словно бетонная плита, с размаху обрушивается на меня сверху. Даже откуда-то берутся силы, чтобы достаточно ощутимо ударить кулачком по широкому неподатливому плечу. Все, что мне хочется в этом момент, чтобы эта махина слезла меня и избавила от раздирающей боли.
– Пусти меня!
На смену шоку приходит осознание катастрофы случившегося. Тянусь к выключателю. Комнату заполняет мягкий тёплый свет. Замираю у изголовья кровати, смотрю затравленным зверьком. Глаза размером с блюдца направлены на… Давида Садулаева. Чёрные, слово у самого дьявола, глаза глядят на меня настороженно, словно не зная, чего ожидать. Длинные смоляные ресницы дрогнули, и взгляд мужчины переместился с лица на мою грудь. Тяжело дыша, дёргаю на себя простынь нежно-кремового цвета, чтобы хоть как-то прикрыть дрожащее от пережитого тело от горящего взгляда Садулаева.
– Ты… ты… – с саднящих, искусанных до крови губ слетают
возмущённые нечленораздельные звуки.
Не могу взять себя в руки. Меня буквально трясет! Не получается протолкнуть и на миллиметр ком обиды и возмущения в горле. Так глупо отдала свой «цветочек»! Еще и этому… гаду! Мирьям Юсупова, ты дура! Нет, трижды дура! А он, он…
– Сволочь! – злые слезы брызжут из глаз, щеки лихорадочно горят, заливаясь алой краской.
– Ты сама хотела, – на широких скулах напрягаются желваки. – Вот не надо только меня обвинять в своих желаниях, крошка, – грубит это наглое животное, с идеальным лицом и такой гадкой подлой душой!
Он совершенно не стесняется своей наготы. Расслабленно откинувшись на подушки, продолжает разглядывать меня, словно я – его собственность!
– Не правда! – истерично кричу, презрительно кривя губы. – Я думала, что со мной Максим. Понятно тебе?
Давид дергается так, словно получил пощечину. Взгляд становится острым, как осколок стекла – того и гляди порежет, исполосует. Лицо кривится в раздражении. Ему не нравится, что я упомянула имя его младшего брата.
– Врешь, дрянная девчонка! – злится Садулаев, почти теряя свое хваленое хладнокровие.
Поза больше не такая расслабленная, как прежде. Так тебе, козел! Приоткрывает белоснежные зубы в едкой улыбке.
– Молила меня, просила не останавливаться, – уголок губ насмешливо кривится. – Звала по имени!
– Я была не в себе! – зажимаю уши, чтобы не слышать его хриплый баритон.
Простынь падает на пол, вновь открывая взгляду Давида мое нагое тело. Опомнившись, подбираю ее и, словно защищаясь, выставляю вперёд ладонь, а другой прижимаю простынь к груди. Всхлипываю жалобно, ощущая тупую накатывающую боль.
– Какая же ты сволочь!
Давид лениво приподнимает соболиную бровь.
– Ты злишься, моя кошечка, потому что не получила желаемое.
Я смотрю на Садулаева, широко раскрыв глаза. Он что, издевается?! Да я… я убью его!
– Иди ко мне, Мирьям, я улажу это недоразумение.
Наклоняюсь вперед и сквозь слезы цежу:
– Я все расскажу отцу! – угрожаю, сканируя его лицо, с надеждой найти там хоть небольшой намек на страх, хоть толику раскаянья.
Вместо ожидаемого мною, этот невыносимый человек хрипло смеется. Смотрит на меня собственническим взглядом, словно лаская, гладя против шерсти.
– Тогда наша свадьба состоится еще быстрее. Отличный план, моя кошечка. Одобряю, – хвалит насмешливо Давид. В черных глазах плещется ничем не прикрытое веселье.
– Ненавижу! – крылья носа раздуваются.
Я вся трепещу от злости. В первую очередь на себя, из-за своей глупости. Сама себе вырыла яму! Давид прав, если отец узнает, нас тут же поженят. Боже! Дура!
– Не понимаю откуда такая ненависть ко мне, Мирьям? – впервые голос Давида серьёзный. В нем слышится что-то похожее на…
Обрываю себя. Такие, как он, не могут испытывать человеческие чувства. Чертова равнодушная машина!
– Ты станешь моей женой и…
– Не стану! – запальчиво шиплю, вскакивая с большой двуспальной кровати.
Двигаюсь боком, словно краб, в сторону стула, на котором повисло скомканное до безобразия черное коктейльное платье. С досадой прикусив губу, нахожу взглядом на полу лишь только один чулок. Вспыхнув, наконец, замечаю возле мускулистой ноги Давида черный кусочек ткани. А вот и второй… Лучше отрублю себе руку, чем подойду к нему ближе!
Читать дальше