Оксана Гринберга - Провинциалка, или Брачный Контракт

Что подумали обо мне остальные, меня мало волновало. В договоре с банком не упоминалось, что я обязана всем нравиться.

Впрочем, Эмму так просто было не взять.

– Пожалуй, оставим эти тонкости для высшего общества Лоншира, – тут же парировала она. – Думаю, как раз об этом вы и беседуете на ваших деревенских приемах. Но, надеюсь, у тебя найдется кое-что и для нас! – Она захлопала ресницами, затем повернулась к внимавшим ей мужчинам: – Агата призналась мне по секрету, что обожает играть на клавесине и мечтает порадовать нас своим мастерством.

На это я мысленно усмехнулась.

Если Эмма надеялась, что я тотчас же впаду в кому, в которой сяду за клавесин, решив все же опозориться и исполнить «Собачий вальс», то она серьезно просчиталась. Я не собиралась доставлять подобного сомнительного удовольствия ни ей, ни другим.

– Моя дорогая кузина ошиблась, – заявила я, улыбаясь. – Наверное, она так увлеклась моими историями о Лоншире, что пропустила частицу «не». Я не умею играть на клавесине, никогда этого не делала. Признаюсь, у меня не было ни времени, ни желания освоить эту науку.

– Тогда чем же ты порадуешь наших гостей, Агата? – не отставала Эмма. – Но только не рассказами о том, чем вы промышляете в своем грязном Лоншире!..

– Быть может, Агата нам споет? – раздался голос Дженни, когда я уже открыла рот, чтобы ответить Эмме по достоинству.

Оказалось, Дженни тоже подошла, все-таки оставив своего генерала. По ее лицу было видно, что кузина переживала из-за сложившейся ситуации.

Не только она – обстановка накалялась, и к нам уже спешила леди Ратфорт, готовая развести нас с Эммой по разным углам ринга. Я тоже понимала, что если все зайдет слишком далеко – потому что Эмма не собиралась отступать, а я и не думала позволять над собой издеваться, – то завтра в каждом доме столицы будут шептаться о безобразном скандале, который произошел на приеме у Ратфортов.

Не лучшее начало Брачного Сезона, если быть честной!

– Хорошо, – сказала я всем, и Дженни, и Эмме, и даже тетушке Доротее. – Да, я обязательно спою! Но не сейчас.

Как-нибудь в другой раз.

– Сейчас же! – приказала мне леди Ратфорт. – А Эмма тебе подыграет, не так ли, моя дорогая? Это будет так мило, вы не находите?! – Гости, подтянувшиеся к нам в ожидании скандала, с легким разочарованием согласились. Скандал, судя по их лицам, был бы куда интереснее моего пения. – Думаю, это будет чудесно!

На ее месте я бы не радовалась, но… поймав резкий взгляд Эммы, кивнула. Ну что же, мы обе виноваты в том, что все зашло слишком далеко, нам это и исправлять.

Правда, я понятия не имела, что именно поют в столице. Знала лишь напевы моей второй родины – сурового края с каменистыми полями, чистейшими озерами и скалами, на которые обрушивали волны два неспокойных моря.

Люди в Лоншире тоже были под стать природе – суровые и крепкие, но с добрыми сердцами, готовые в любой момент прийти на помощь.

Поэтому я закрыла глаза и открыла рот.

Запела… Сперва негромко, а потом все увереннее и увереннее. Да, ту самую песню, которую так любила Элиша, – о ветре и урожае, нечеловеческим трудом вырванном у непогоды.

И еще о любви… К родине, не слишком приветливой, но уж какая есть.

И о любви мужчины к женщине, настолько сильной, что для нее не существует преград.

Я пела о ветре, что целует озимые. О людях, о любви. О жизни.

Кажется, в середине Эмма стала мне подыгрывать, но затем почему-то перестала. Опустила крышку клавесина, после чего сидела и слушала, а мой голос разносился по гостиной.

Мне показалось, что разговоры тоже стихли. Гости повернули головы, некоторые подошли ближе.

Стояли, слушали.

Когда я замолчала, заговорили еще нескоро. Правда, сперва раздались громкие аплодисменты, на что я нервно улыбнулась. А потом я почувствовала взгляд – пронзительный и сильный, он вперился мне куда-то в висок, заставив выйти из полузабытья и повернуть голову.

На меня смотрел мужчина.

Он был молод, вряд ли старше тридцати. В гостиной до этого я его не видела – судя по всему, он немного припозднился, но мое пение все-таки застал.

Незнакомец оказался высоким и физически развитым – этого не скрывала его темная одежда. Черный камзол обхватывал мускулистые плечи; бриджи и высокие сапоги – крепкие ноги. Мужчина стоял, небрежно облокотившись на каминную полку, и смотрел на меня.

Волосы цвета вороного крыла спадали на камзол, белоснежная сорочка оттеняла смуглый цвет его лица, и даже отсюда мне показалось, что у него яркие, синие глаза.