Элиз Вюрм - Пепелище противоречий

– Только они вас и заинтересовали.

Он был обаятелен. Мина ощутила себя живой – живым человеком. Она уже и забыла как это… симпатия.

– Вы сказали; Алекс Верано – моя мать, а вы? Кузен?

– Кузен. Я ваш кузен, Мина.

Его глаза наполнились теплом.

– Я вас помню – детьми мы играли вместе…

Выражение его зелёных глаз изменилось, стало волчьим.

– А потом эта… Алекс, потеряла вас – в торговом центре…

Ярость в его голосе.

– Она оставила вас одну – пошла в примерочную, мерить платье…

В голосе Силена Верано зазвучала ненависть.

– Когда она вернулась, ей сказали, что вас увели мужчина и женщина.

Он посмотрел на бокал в своей руке.

– Я ненавижу вашу мать, Мина. Я ненавижу её за то, что она вас потеряла, потеряла…

Усмешка.

Он посмотрел на неё.

– «Шепчет ветер среди ночи

Малому цветку:

«Век твой краткий всё короче,

Ты уснёшь в снегу».

Ветер зреет и крепчает:

«Сгинешь в свой черёд!»

А цветок не отвечает,

А цветок цветёт» 3 3 Йонас Стрелкунас

– Я была цветком?

Мина заглянула Силену в глаза.

– Да.

Он сказал это слово без восклицательного знака, но в его голосе прозвучало «да!».

Она почувствовала что-то – тревожащую запутанность этого мира…

– Почему ты прожила в монастыре пятнадцать лет?!

Мина подумала, как быстро ты перешёл на «ты»!

Они посмотрели друг другу в глаза.

– Ни почему, не было причины.

Он удивился, мужчина с именем демона сатира.

– Разве так бывает?

Он словно озвучил свои мысли, Силен.

– Силен, – Подумала Мина. – Красивое имя!

Она вспомнила «Селен – хрупкий блестящий на изломе неметалл чёрного цвета»…

– Бывает, – Сказала Силену, Мина. – В этом мире бывает всё!

– Не все трагедии ведут в монастырь?

Он посмотрел на неё с симпатией, грустными глазами.

– В монастырь, Силен, ведёт отсутствие трагедий!

Он удивился – в его глазах вспыхнуло удивление.

– Ты назвала меня по имени, а я думал, не назовёшь!

– Ты сказал мне «ты»…

Мина заглянула ему в глаза.

– Я уже и забыла, как это прекрасно, быть с кем-то на «ты»!

Силен посмотрел на неё очень внимательно.

– «Прекрасно»?

– А ты не замечал? Не замечаешь?

Он был одет в чёрное, во всё чёрное.

– Ты так говоришь, словно жизнь удивительна! – Сказал ей, он.

– Я думаю, что всё-таки, да!

Силен задумчиво усмехнулся.

– Ты никого не называешь на «ты» в монастыре?

– Никого.

– Почему?

Мина печально улыбнулась.

– Мы там не друзья. Мы там… служим!

– Кому? Богу?

– Жизни.

– «Жизни»? – Удивился он.

– Которую у нас получилось прожить…

Усмешка на её нежно алых губах.

– Уж как получилось!

Силен поставил бокал на столик – кожа его перчаток заскрипела, – чёрная, лоснящаяся, кожа.

– Ты спрашивала, почему меня так назвали – Силен… Однажды царю Мидасу, после больших усилий, удалось поймать в лесу мудрого Силена, спутника Диониса. Царь спросил его, в чём высшее счастье человека. Демон упорно отмалчивался, наконец, дико расхохотался и ответил:

– Злополучный, однодневный род, дети Случая и Нужды! Зачем заставляешь ты меня сказать то, чего самое лучшее для тебя не слышать? Высшее счастье тебе совершенно недоступно: не родиться, не быть вовсе, быть ничем. Второе же, что тебе остается, – скоро умереть.

– Dalla Cenere, Il Buio 4 4 Из Пепла, Тьма… …

Она заглянула ему в глаза.

– Одна из сестёр Шамординской обители за невольный проступок получила от настоятельницы строгий выговор. Сестра попыталась было объяснить причину своей повинности, но разгневанная начальница не хотела ничего слушать и тут же при всех пригрозила поставить её на поклоны. Больно и обидно стало шамординской насельнице. Однако она подавила в себе самолюбие, замолчала и смиренно попросила прощения у настоятельницы.

Придя к себе в келью, сестра вдруг вместо стыда и смущения ощутила в своём сердце неизъяснимую радость. Вечером того же дня она сообщила обо всём случившемся преподобному Амвросию Оптинскому, который, выслушав её рассказ, сказал:

– Этот случай промыслителен. Помни его. Господь захотел показать тебе, как сладок плод смирения, чтобы ты, ощутив его, всегда понуждала себя к смирению: сначала к внешнему, а затем и к внутреннему. Когда человек понуждает себя смиряться, Господь утешает его внутренне, и это-то и есть та благодать, которую Бог даёт смиренным. Самооправдание только кажется облегчающим средством, а на самом деле приносит в душу мрак и смущение.