Ольга Нестерова - Сельский роман

– С фабрики по ночам, странные звуки слышатся.

– Помню я раньше людные здесь места были, – заговорил Слава, не приняв всерьез предостережения.

Он посмотрел на забор из кирпичной кладки, почти вплотную примыкающий к его дому. Этот забор был когда-то добротный, сложенный из двойного ряда красного кирпича, оштукатуренный, побеленный. В центре его со стороны уличной дороги находились массивные железные ворота трехметровой ширины. Через них заходили рабочие на фабрику, заезжали машины. А теперь, закрытые наглухо ворота заржавели, забор облупился так, что обнажился побитый временем, кирпич.

– По утрам, – продолжал вспоминать Славик, – люди к восьми часам шли на фабрику, станки включали. Машины начинали выезжать из ворот. Маленькое было производство, тридцать человек на нем числилось. А теперь? Давно фабрика не работает?

– С девяностого года. Значит, почти двадцать лет. У нас на селе, как в девяностые годы кризисы начались, так до сих пор и продолжаются. Когда совхоз разорился, то фабрику объявили убыточной. Тогда уволили всех рабочих, опечатали производственные корпуса, закрыли наглухо ворота. С тех пор, началась разруха. Раньше председатель «сильный» был. Заботился, чтобы у сельских людей была работа. Для этого и фабрику поддерживал, и щетки по всей России продавал, и коровник огромный содержал. В селе оставалась молодежь, семьи создавались новые. В лихие годы председателя сняли. А государству не было дела до нашего хозяйства. Работы нет, зарплаты нет. Коровники развалились, а народ их по кирпичам растаскивает. Поля бурьянами заросли. Земля никому не нужная стоит. В деревне одни старики остались, молодежь сбежала…

– А ведь, щетки хорошие были – из натуральной щетины – для одежды, для обуви, – вспомнил Слава.

– Стало быть, китайскими щетками страну завалили, – стал рассуждать дядя Костя, но заметив необычно быструю темноту, опускающуюся на село, посмотрел вверх на небо.

Небо набухло дождевыми тучами.

– Похоже, что гроза надвигается! Бабушка твоя, бывало, грозы очень боялась. В те времена грозы нашу деревню любили, как торнадо Америку! Ну, ты не бойся. После того, как молния старый клуб подожгла, нам молниеотвод сделали в деревне. Теперь грозы не такие лютые…

Небо грозно стало темнеть, все больше снижаясь над домами. Чернильного цвета туча приближалась к деревне, угрожая, пока еще далекими, раскатами грома. Поднялся порывистый ветер. На деревню стремительно опускалась мрачная темень.

Вспомнив, как раньше готовились к приближающейся грозе, Славик закрыл на всех окнах ставни, в доме повесил старые галоши на электрические розетки, зажег свечку и выключил свет.

Так бабушка делала, потому что боялась гроз. Обычно во время грозы бабушка в уголке у печки расстилала на полу одеяло, усаживала на него маленького Славу, и при свете свечи рассказывала разные истории, чтобы скоротать время до окончания грозы.

Иногда, услышав особо сильный раскат грома или шум от порыва воющего ветра, она напряженно прерывала рассказ, и, глядя на вспышки молнии, через щель в ставнях, начинала считать вслух с тревогой в голосе: « раз, два, три ….».

Если промежутки между громом и молнией и опять громом шли на увеличение, значит, гроза отдалялась …

Вспоминая детство, Слава обошел комнату, грустно поглядев на бабушкину кровать с железными спинками. Кровать стояла заправленная еще с тех давних пор – высокая, перинная, застеленная стеганым покрывалом.

Пышные подушки накрыты ажурными тюлевыми накидками с полоской расшитых кружев, свисающих рюшами до пола.

– Мама велела покрывала с кровати снять и просушить на солнце, – вспомнил Слава.

Тем временем по двору уже гудел сильный ветер, и рвал верхушки деревьев. Кусты сирени в палисаднике, сгибаясь от ураганных порывов, бились в окна, и скрежетали своими старыми ветвями. Завывающие звуки проникли в трубу дома и на чердак. Загремел сокрушительно гром. Казалось, стены дома содрогнулись. Ливень, с грохотом обрушился на металлическую крышу. Гроза разбушевалась.

Парень прилег на диван. Да, в детстве, под влиянием бабушкиных страхов, он побаивался гроз. Но, сейчас-то он – мужик!

Спокойно ожидая окончания грозы, незаметно для себя, уснул. Сон был настолько глубок и крепок, что звуки буйства стихии, разыгравшейся за окнами, не смогли его нарушить до самого утра.

Как-будто от внутреннего толчка Слава проснулся. Из щелей закрытых оконных ставень пробивались предрассветные, голубоватые лучи света.