Таьтьяна Иванько - В стране слепых я самый зрячий, или Королевство кривых. Книга 2. Том 3. Накал

– Что ты говоришь? Дело Курилова? – спросил Никитский. – И что там?

– Да, понимаешь, Таня Олейник была… на опознании, не опознала, но, оказалось, ошиблась, мы тут по зубам установили его.

– Ну ошиблась и ошиблась, ерунда, бывает. Что тебя взволновало-то? – сказал Никитский.

– Да понимаешь, Олег Иваныч, Кочарян её в подозреваемые взял.

Никитский расхохотался.

– Да ты что! Ох, я не могу… я чего ей убивать-то его? Что есть за что?

– Там завещание есть.

– И богатое наследство?

Пришлось дождаться, пока он отхохочется.

– Да не знаю я, Олег Иваныч, насколько мне известно, нет, она куда состоятельнее. Но…

– Ладно, понял я, – сказал Никитский. – Я узнаю всё, расскажу тебе.

Приятно было иметь с ним дело, надо сказать. И на следующий день он сам приехал ко мне на Хользунова. Приехал, конечно, по своим делам, но зашёл ко мне и по моему делу.

– Здорово, Валерий Палыч, – он протянул руку для пожатия и сел на диван. – Я быстро, спешу, уж прости. Узнал я насчёт твоей Тани. Там… вишь ли, действительно, есть улики. Свидетели.

– Свидетели чего? – я раскрыл рот, уронив ручку со стола, потом оказалось, перо треснуло, пришлось выбросить «Parker», линолеум так и остался с пятнами.

Никитский посмотрел на меня своими рыжеватыми глазами.

– Оказывается, нашлись те, кому Таня заказала убийство Курилова.

– Что? Этого не может быть.

– Я тоже так думал, – кивнул Никитский. – Но, видишь ли, у Тани весьма знаменательный муж, весьма состоятельный, а Курилов маячил, пытаясь вклиниться. И не хотел отставать.

– Он же уехал.

– Именно, она и отправила его за границу, в надежде, что… Ну, словом, он вернулся, претендуя на продолжение связи. Она и…

– Олег Иваныч, бред сивой кобылы…

Он посмотрел на меня.

– Представь, что у тебя жена, ну не знаю… Президент московской биржи, а какая-то любовница взяла и решила шантажировать… захотелось бы убить?

– Мне тебя убить? – разозлившись, спросил я. – Чё ты городишь?

– У Лиргамира обширные связи среди бандитни, а Таня его правая рука. Правая рука в самом правильном древнем смысле, она в курсе его дел. Так что избавиться хоть от кого-то, ей раз плюнуть.

– Так скорее он бы… ну, этот, муж, избавлялся от соперника.

Никитский засмеялся.

– Вот видно, Валерий Палыч, что ты в делах этих совершенно ничего не понимаешь. В современных семьях «новых русских», – самодовольно сказал он. – Лиргамир себе таких тань три мешка найдёт, если захочет, а она, твоя Олейник, в его лице билет из общаги сразу на Поварскую получила, понимаешь, о чём я?

Никитский выразительно посмотрел на меня.

– Он ей нужен, не она ему. Он женился на смазливой провинциалке, чтобы иметь представительство, а она с каким-то одногруппником валандается. Заменить на другую – раз плюнуть. И она-то тоже это понимает, не дура, поди, если отхватила такого Лиргамира. И во-о-о-от, тут он узнаёт, что она, как говориться, на рога ему яйца наматывает. Что он сделает? Пинком под зад. И куда полетит твоя моделька, уж прости? Правильно, в «благородную» службу эскорта, как теперь стыдливо называют проституток, думая, что поднимают их так до статуса парижских куртизанок прошлого века. Х-хех!.. – он качнул головой, усмехнувшись самому себе, и достал сигареты, кажется, «Честерфилд». – Не понимают у нас, что в Париже куртизанка – это профессия, а в Москве шалава всегда шалава, сколько за услуги ни бери, хоть тыщами зелёных, хоть бутылкой водки.

Я усмехнулся его немного странной философии, размышлять на эту тему мне сейчас совсем не хотелось, сейчас меня интересовало другое.

– Одним словом, Валерий Палыч, мотив у твоей Тани был. Думаю, она и воспользовалась неожиданным возвращением своего любовника, чтобы быстренько его устранить, так, чтобы муж и не вспомнил о его существовании.

– Олег Иваныч, этого не может быть.

Никитский покачал головой, усмехаясь, и затушил свою честерфильдину в уже не очень чистой пепельнице, надо выбросить её, мало того, что это уродливая подделка под бронзу, так ещё и подарок Светланы на 23-е февраля.

– Я понимаю, Валерий Палыч, она тебе нравится, из детства, наверное, воспоминания хорошие остались, но времена меняются, и мы меняемся вместе с ними, латинская поговорка.

Это неуместное и весьма глупое умничание взбесило бы меня намного сильнее, если бы я способен сейчас заметить его сквозь своё волнение, вызванное странной несправедливостью, и спокойной уверенностью, с которой он говорил о Тане и том, что она сделала по его, вернее, по их мнению. Но это мнение способно превратиться в обвинение, суд и срок для Тани. Это не укладывалось в моей голове.