Таьтьяна Иванько - В стране слепых я самый зрячий, или Королевство кривых. Книга 2. Том 3. Накал

Ваня кивнул, положил самосвал и База Лайтера. Посмотрел на меня.

– Мягкие можешь брать все, – сказал я.

Ваня обрадованно кивнул и спросил, взяв в руки томики и глядя не меня.

– А книжку?

– Возьми «Врунгеля», – сказал я. – Я сейчас ещё одну принесу, тоже, думаю, хорошо на море пойдёт.

И вот, пока я искал на полках «Робинзона Крузо», мне и позвонил Марк. Я выслушал его, удивляясь всё больше, признаться, я перестал думать об этом деле, пока Тани не было, вся эта история, казавшаяся такой странной и даже дурацкой, начала забываться, потому что Тани не было, и всё стихло. Даже Лётчик молчал об этом, не имея новостей. Выслушав Марка, говорившего, кажется, толково, но настолько растерянно, что я понял, он не знает, что делать. И особенно, что думать об этом. Я, надо сказать, я так же растерялся. Помочь понять, что происходит и подсказать, что делать, мог только один человек.

– Здорово, Лётчик, – сказал я, когда он перезвонил мне после моего сообщения по пейджеру. – У нас тут… странное происшествие…

Я рассказал всё, что услышал от Марка, Лётчик оказался удивлён.

– Ничего не знаю об этом… но я же всего лишь эксперт, мне о ходе расследования никто не докладывает, – сказал Лётчик, вибрируя горлом, что выдало его волнение. – Я всё узнаю, сообщу. Ты… уезжаешь, куда звонить-то?

– Звони Марку, – сказал я.

– Ну нет… – усмехнулся Лётчик. – Это ты меня уволь. Я тебе буду звонить, телефон-то у тебя всё равно с собой.

– Тане-то звонить ты можешь.

…Платон озадачил меня. Это дело, действительно, после всплеска, в ходе которого несчастного, лежавшего в холодильнике морга, несколько месяцев, наконец-то, захоронили, назвав могилу именем Курилова Богдана Борисовича 1967 года рождения, сообщив родным, которые из Владивостока, конечно, приехать не могли. И я, кстати, именно этот момент как-то неприятно переживал, думая, что могла чувствовать мать Курилова, получив такую весть. Тем более что я сам, несмотря ни на что, не верил, что этот мертвец был Курилов, уж очень уверенна была Таня в том, что это не он. Почему я верил Тане больше, чем собственной экспертизе, говорить излишне, но так я для себя и объяснял. Поэтому я сначала взялся за телефон, чтобы позвонить Кочаряну.

Но я остановил себя, уже набрав номер. Что я скажу? Нельзя поступать так глупо. Этим звонком я обнаружу, что я близко знаком с фигурантами и меня отстранят, а значит, я ничего не буду знать и ничем не смогу помочь. А я должен помочь, уже тем, что могу узнать, что именно произошло. Быть в курсе событий, это почти управлять. Но для информации мне нужен не Кочарян, который, конечно, сразу же закроется, а кто-нибудь другой. Никитский – первое имя, что пришло мне в голову в связи с этим.

Но и тут я себя остановил вначале. В самом деле, Никитский мне помог и помог неоценимо. Но Никитский мне не друг. А Платон – друг, при этом Никитский враг Платона. И то, что сам Платон так не считал, почему-то уверившись, что Никитский ничего ему сделать не может и едва ли не боится его, дела не меняло. Платон слишком уж надеется на то, как некогда повлиял на Никитского, напрасно ему кажется, что когда-то прижатый к стенке, Никитский так и остался там стоять. Москва – не Кировск, и, хотя власть прессы никто не отрицает и она, возможно, стала даже больше с тех пор, но и Никитский, здесь, в Москве за прошедшие годы не остался тем, кем был когда-то. Он так укрепился и оброс связями, что теперь его смахнуть, как комара не удастся. Платон не верит в то, что Никитский вообще может как-то навредить ему, уверенность сильных и правых людей. Или чересчур заносчивых.

– Если бы хотел, неужели ты думаешь, он отпустил бы Катю так легко? – легкомысленно сказал тогда Платон.

Логически размышляя, можно было с ним согласиться, прошло уже полтора года, как Платон и Катя жили вместе, теперь они были женаты, она ждала ребёнка, и, действительно, желай Никитский что-то сделать, он делал бы это сразу, как Альбина, что же откладывать? Или он такой необычайно хладнокровный и дальновидный стратег, что выжидал момента, чтобы ударить? Это возможно. Но… только если он был бы одержим целью мстить, или страстной любовью, но и то и другое как будто не о Никитском. Хотя откуда мне знать, что в действительности о нём?

И всё же мне не хотелось говорить с ним об этом странном деле и обнаруживать свою заинтересованность, обнажать отношения с Платоном, Таней… Так не хотелось, прямо, как мнительная старуха. Конечно, я мог бы поговорить с любым другим прокурорским следователем, но не сомневался, что Никитский неизбежно узнает об этом, и что я выиграю в результате? Проиграю. Так что я отправился всё же к Никитскому.