Иван Бездомный - Падшая

Заметив стройную фигурку, он с облегчением выдохнул, и, вдруг, засомневался: невысокая, хрупкая, осиная талия, грудь Сабрины, а глаза – Мальвины – в пол-лица. По возрасту – восьмиклассница, ни дать ни взять. Марсианка, а не девушка. Там уже давно поняли, чего хотят мужчины, и выпускают таких штучно.

– Баб У шка, – протянул он руку, заметив удивленный взгляд, поправился, – Олег, друзья зовут Баб У шкой.

– Не смотри так – двадцать мне уже, двадцать, паспорт с собой таскать приходится постоянно, иначе, без сигарет и спиртного жить придется, а как без этого? – у самой глаза смеются и искрами обжигают. – Мария, друзья зовут Маришкой, – она неожиданно крепко пожала его руку, на миг задумалась, посмотрела на него сверху донизу, не как счетчик ярлыки считывающий, иначе. Задумалась на миг, замолчала, взгляд потух, и с сожалением добавила. – Ты хороший парень, Олег, светлый, но не время сейчас, сложно все, – погасли искры, она повесила сумку на плечо и направилась к выходу.

Его будто молнией ударило – столько боли и ран, вдруг, увидел…

Он бросился за ней и остановил у выхода.

– Может, и не вовремя, а может, и нет. Время – субстанция подлая, кажется предсказуемой, но никогда не знаешь, что случится в следующий момент. И это явно не стрелки на часах. Кто знает, почему мы здесь, в этом месте пересеклись? Случайность? Или нет? Я, конечно, завтра и послезавтра, вас здесь буду дожидаться, но опасаюсь еще раз на дорожке за вами гоняться, вдруг не догоню? Как гордый обладатель московской недвижимости с оплаченной арендой на полгода вперед, имею предложение и виды. На Реутов. Если виды не прельщают, приглашаю на чашечку кофе и ничего более, обещаю!

– Реутов? – рассмеялась русалка, задумалась на миг, и неожиданно согласилась. – Кофе, пирожное, и ничего более!

Кафе.

Кофе.

Слово за слово.

Случайные касания.

Ток.

Искорки в глазах.

Томление.

Скорей бы вечер.

Наконец-то!

– Куда едем, уважаемый? – остановилась пожившая тачка с экзотичным водилой.

– Новокосинская, – начал Баб У шка.

– На Тверскую, я покажу, – перебила его одесситка.

Роскошная квартира. Приглушенный свет.

Коньяк.

Музыка.

Танцы.

Он прижимался и чувствовал, что тонет, тает и растворяется в этой маленькой, но такой сильной девчушке. Тонет, и ничего не может с собой поделать. И чувствовал, как она вздрагивает от робких прикосновений, как учащается дыхание и как волны ее тела следуют за его руками.

– Слишком быстро, – неожиданно отшатнулась она. – Поздно уже, можешь сегодня у меня остаться, спать будешь там. Завтра вернешься к себе, к видам на Реутов, – разрушила сладкие мечты и надежды указав на диван.

Утром выпили кофе и холодно разошлись.

Вечером Олег не выдержал и позвонил.

Приехал.

Светятся глаза, качается потолок и таят от прикосновений.

В полночь в меру пьяная и снова «нет».

Утром, пряча глаза выпили кофе, и разошлись чужими.

И так день за днем.

И никакого продвижения.

Свела с ума бесповоротно, и ночи превратились в мучения. Где были фантазии, сны, а где реальность Олег различал лишь после второй чашки кофе.

Через неделю он не выдержал:

– Не понимаю, что происходит. Нам же не семнадцать лет. Зачем сказала, что блядуешь помаленьку? Где работаешь, если не секрет?

– А как мне дураков от умных фильтровать? Ты знаешь, сколько ко мне каждый день мужиков клеится? От подростков до пенсионеров. А работа моя связана с финансовым сектором.

– Банковская сфера?

– Угадал, – смеется. – Мы, банкирам, министрам и прочим ВИП аудит делаем, проверяем, что у них в самом укромном месте спрятано и сколько. Работа у меня редкая – раз-два в месяц, давай оставим ее в стороне и без вопросов – врать не буду, а рассказать не могу. Ты – настоящий, жить будем здесь, а дальше решим.

Этой ночью она ласкала его с безумной нежностью, он называл ее Восьмиклассницей, а она, отвернувшись к стенке, вдруг, плакала.

Олег побоялся спросить о причинах.

Так и жили.

Маришка выезжала в служебные командировки. Раз в месяц прихожая набивалась игрушками: они упаковывали все в ящики, отвозили на Киевский вокзал проводникам, а те, уже в Киеве, отдавали в детдома.

Утром он заваривал кофе, она садилась за свои циферки, считала, записывала, а в обед готовила фантастические блюда – жил в ней талант кулинара запредельного уровня.

В один тоскливый, промерзлый вечер, школьница, нежно поглаживая его по голове, вдруг спрашивает: