Потому с таким легким сердцем Георгий Николаевич бросил ее здесь, а сам, наверное, отправился за подмогой. Чтобыпомогли «зачистить» того, кто каким-то образом этой зачистки избежал.
Наверное, потому Эльвира думает об этом его поступке, не как о своей проблеме в целом, а как состоящей из небольших эпизодов: Алена, Эльвира, которую он сразу же отодвинул от себя… Разве можно заставить себя не влюбляться? Или она вообще не в его вкусе, если Звонарев нисколько не дорожит ею?
– Нури, сколько вам лет? – спросила она, чтобы хоть чуточку отвлечься, чтобы не саднила душа от мрачных мыслей..
– Зачем тебе? – грубо поинтересовался он и нехотя ответил. – Двадцать два.
– А мне двадцать один. Двадцать два на следующий год исполнится, в феврале. Я – Водолей.
– А я не знаю, кто я. Гороскоп-мараскоп, то да се! Язычество. Дикость!
Ой, кто бы говорил! Дикость. А бродить по лесам с оружием и женщин пугать, не дикость?
– Как-то совсем не так я себе боевиков представляла.
– А я и не боевик! – сердито сказал он и поник. – Только как теперь докажешь? Брат сказал: пойдем с нами, а то наш род в трусости обвинят. Дядя Ахмет сбежал, и Исхан грозится выжечь всех наших родственников каленым железом. Нас вместо него взяли.
– А почему ваш дядя сбежал?
– Воевать не хотел. Он гончар, горшки из глины делал. А я как раз домой на каникулы приехал. Третий курс института закончил.
– Только третий? А я уже четвертый.
– Так в твоем краю, наверное, войны не было? Вот я и припозднился… Когда спецназ налетел, брат сказал мне – беги! Я и побежал. Я ведь только и успел в лагере, что стрелять научиться.
– Зачем тогда меня в плен брал?
– Не в плен, а в заложники.
– Одно и то же.
Нури замолчал и некоторое время расхаживал по избушке, поглядывая в окно.
– У тебя никакой еды с собой нет?
Спросил и прикусил губу, словно высказал нечаянную слабость.
– У меня в сумочке есть апельсин, – вспомнила Эльвира, – я еще хотела его в пакет с едой переложить и забыла. Хочешь?
– Хочу.
Он жадно рванул молнию ее сумки, которая так и висела у Эльвиры на боку, и достал апельсин. Проглотил его урча, как животное.
Подождал, прислушиваясь к себе.
– Не помогло. Еще больше есть хочется.
– В машине остался пакет с едой. Только на ней, кажется, старший лейтенант уехал.
– Ты что, и вправду поверила, будто он тебя бросил? Он все правильно сделал. Сразу догадался, что я тебе ничего не сделаю. Он только сделал вид, что уехал. Для меня. А сам будет сидеть в засаде и ждать, когда мне зачем-нибудь выйти понадобиться… Да и вообще, таких женщин не бросают…
– Спасибо за комплимент, – улыбнулась Эльвира.
– Комплимент! Неужели женщины только и думают, чтобы нравиться?
– Инстинкт продолжения рода.
Он укоризненно покачал головой.
– Козе не до инстинкта, когда хозяин с ножиком стоит.
– По-моему, это русская поговорка.
– Причем здесь русская, не русская, так у нас в институте говорят… Мы вот что с тобой сейчас сделаем. Ты сейчас будешь кричать. Так, как будто тебя режут!
Эльвира подумала, что ослышалась.
– Чего вдруг я стану кричать?
– Не захочешь кричать, я на самом деле сделаю тебе больно.
– Ну, что ты еще задумал?
– Выманить его на твой крик. Так тигра ловят. Козу привяжут, а рядом охотники в засаде сидят. Я читал.
Заметив, как у нее от удивления округлились глаза, Нури усмехнулся.
– А ты подумала, что я и читать не умею?
– Ты хочешь его убить?
– Зачем – убить? Я хочу его сюда заманить, забрать ключи от машины и уехать. Что же мне тут все лето скитаться? Без еды. Одну воду двое суток пью. Она уже у меня в горле плещется!
И спросил почти без перехода.
– Скажи, ты мужа любила?
Эльвира смутилась и покраснела. Почему-то до сих пор никто из знакомых этот вопрос ей не задавал. Считалось само собой разумеющимся, что любила.
– А чего вдруг ты об этом спросил?
– Наша женщина тут же траур бы надела. Все черное, и чулки…
– В такую жару – чулки?
– Неважно. Мертвого уважать нужно, а ты… Вся грудь у тебя видна. Нарочно, чтобы мужчин совращать?
– При чем здесь совращение? Сейчас так модно!
– Даже в такое время ты думаешь не о нем, а о себе! Знаешь, почему ваша нация такая недружная? Потому, что вы смерть не уважаете. Я был на похоронах двоюродного дяди в Москве. Его жена – русская – только один день и ходила в трауре.
– Ты все смешал в одну кучу. Ну при чем здесь дружба и смерть?
– А при том, что если вы самых близких людей не уважаете, как же будете чужих уважать.
Читать дальше