Она с детства получала все самое лучшее, так почему бы ей удивляться? Просто считала, что и другие поликлиники в городе не хуже, и везде стоит такое же современное оборудование, и при этом нет очередей. А как бы ей еще думать, если в других поликлиниках она не было?
– У вашей девочки, похоже, стресс. С признаками анемии, – сказала матери пожилая врачиха. – Может, на диете сидела? Молодые порой истязают себя, чтобы лишний килограмм не набрать…
– Наверное, это у нее от моей мамы. Та была дворянских кровей, и тоже в обмороки падала.
Они посмеялись.
– Сейчас у нас есть хорошие препараты. Эффект почувствуете уже через неделю…
– Нет, доктор, никакой химии. Я ее стану лечить старым способом: черной икрой, гранатами.
Эльвира чуть не расхохоталась. Гранатами ее уже лечили, не помогло. Она имела в виду боеприпасы. Но маме решено было об этом не говорить, иначе Зоя Владимировна вообще бы дочь к себе приковала, чтобы с нею больше ничего этакого не случалось.
– Последние исследования говорят, что в гранатах не так уж много железа, как в то принято верить, – между тем говорила врач. – В нашей аптеке, кстати, появились прекрасные витамины. Американские. Настоятельно рекомендую…
Химия – не химия, а витаминов купили.
А когда они ехали домой – Зоя Владимировна сама вела машину – им повстречались знакомые, как раз ехавшие на похороны Веры Дмитриевны. Как ни старалась Городецкая их объехать или сделать вид, что не замечает, не удалось.
Черный «Мерседес», громко сигналя, потребовал у машины Городецких прижаться к обочине.
– Зоя, а вы что, на похороны не едете? – спросила общая знакомая Панасенко и Городецких.
– Мы послали венки, – сказала мама холодно-информационно.
Приятельница, говорливая и любопытная, сунула нос в машину и увидела на заднем сидении Эльвиру.
– Элечка, какая бледненькая! Болеет?
– Вот, из поликлиники везу. Доктор сказала, надо полежать.
Та стала кивать головой, как китайский болванчик.
– Такой удар для девочки, такой удар! А какой удар для Виктора! Вера-то, кто бы мог подумать. Говорят, Вадима больше нет, какой удар!
«Заладила! – подумала Эльвира. – Других слов для соболезнования нет? Вот ведь не повезло… Бедная мама, не может же она сказать, что их попросили на похороны не приходить. Люди могут подумать, что угодно. Но с другой стороны, так ли важно, что подумают люди? Тут миры рушатся!»
– Я вас понимаю, – говорила нечаянная собеседница. – Ты права, Зоинька, живым – живое, Вере уже ничем не поможешь!.. Между прочим, ты хоть знаешь, почему Виктор так озверел? Ему донесли – кажется, Элина подружка Наташа – что на днях видели твою дочь с каким-то молодым человеком… Виктор-то еще человек молодой, сорок восемь лет, богатый, вот девочка на него глаз, видимо, и положила…
– Да ты что! – невольно ахнула Зоя Владимировна, соболезнующее взглядывая на Эльвиру.
А они-то думали, будто никто не знает о решении Виктора Алексеевича не пускать Городецких на похороны жены. Знают, и злорадствуют: не все коту масленица, наступает и великий пост!
Еле от нее вырвались. Доехали в молчании, каждая думала о своем.
Эльвира прошла в свою комнату, но когда закрывала дверь, услышала, как мать хлопнула дверцей бара. Наверное, коньяк себе наливала. Понять ее было можно.
За что им такое? Живут неправедно? Эльвира не знала, откуда появилось в голове это слово, которое она прежде никогда не употребляла.
Или взять Виктора Алексеевича. Ему за что такое наказание? Свекор представлялся ей человеком сильным, крепким, мужественным, но то, как он повел себя по отношению к ней, было странно. Надо же такое придумать: Эльвира принесла в их семью несчастье. Чем? Тем, что сама чуть не погибла?
Эльвира вдруг почувствовала себя несчастной и одинокой. Она вспомнила понимающие взгляды подруг на свадьбе, их разговоры о том, что деньги идут к деньгам, и такой, как Вадик, на бесприданнице не женится.
Она не хотела слушать эти разговоры, но девчонки из ее группы, в основном, из обеспеченных семей, разговаривая между собой, не слишком понижали голос. Не захочешь слушать, услышишь.
Мама всегда говорила, что семья Панасенко – из «нашего круга». Если это так, лучше впредь искать себе мужа за его пределами. Потому что именно это окружение ей не нравилось. Холодное какое-то окружение. Безразличное. И бессердечное.
Она сама себе объяснила: вот почему у нее так мало друзей, что ей бы хотелось совсем других. Тоже хороша! Считала, что завистливость Наташки – не такой уж большой недостаток. Нравилось, что подруга всегда ею восхищалась… Всегда ли? Скорее, наоборот, вроде в шутку, а всегда ее подкалывала: мол, все везения Городецкой лишь благодаря деньгам ее папочки!
Читать дальше