Алла Полянская - Ничего не возьму с собой

— Я проверю. Ладно, пойду я, Витек. Дэн когда вернется?

— Через две недели, а пока я на хозяйстве остался. И надо такому случиться, дело интересное подвернулось, Дэн вернется — обзавидуется.

Никита торопится домой и досадует на задержку — везти менеджера Лепехину через промзону на ее улицу Лизы Чайкиной кажется делом долгим, а еще нужно купить продуктов, как мать просила.

— Аня, вы не против, если мы сначала заедем в супермаркет, а потом я завезу продукты домой? — Никита знает, что мать беспокоится, хотя он и предупредил о задержке. — Это недолго.

— Конечно, Никита Григорьевич, я тоже в супермаркете кое-что куплю.

Анне ничего не нужно покупать, но впервые за все время, что она знает Никиту, в его броне наметилась маленькая трещинка. Как и все люди, он ходит в супермаркет за продуктами и где-то живет. Конечно, начальник не станет приглашать ее домой, но зато она узнает, где он живет. Она, конечно, могла бы об этом спросить и у Лильки-кадровички, но не хотелось обнаруживать свой интерес. А тут случай представился сам собой.

Супермаркет «Восторг» светится в темноте красными и желтыми огнями. Аня Лепехина думает о том, как они с Никитой сейчас войдут туда и станут покупать продукты. Может даже, одну тележку на двоих возьмут и со стороны будут выглядеть парой. И ей очень хочется, чтобы так оно и было. Но она знает — не будет, никогда так не будет, потому что где-то там живет на свете мерзкая лгунья Габриэлла. А у нее, Ани, нет ни единого шанса, ведь она совсем обычная: и таких карих глаз пруд пруди, и фигура у нее обычная, и волосы не такие экзотичные, как у Габриэллы. И нос вот распух, потому что Игоря она знает всю свою жизнь, а кто-то убил его, и так страшно, а страшнее то, что убийца среди них, и сегодня она с ним здоровалась и, возможно, о чем-то говорила, и утром он еще не был убийцей, но теперь-то.

«Или был. — Аня торопится за Никитой, который вышагивает впереди, толкая проволочную тележку на дурацких колесиках. — Это не сгоряча он убил, а планировал. Значит, в душе уже был убийцей. Уже тогда, когда начал это планировать, он знал, что сделает, и, как он это сделает, тоже знал. Он был к этому готов не сегодня, а вчера и третьего дня тоже… А все ли так? Ну, способны на такое? Или это надо родиться с каким-то таким ущербным геном? Можно назвать его геном Каина, ведь именно Каин был первым официально пойманным и осужденным убийцей! У всех ли есть этот ген? Интересно, вот я смогла бы так, не то чтоб сгоряча или нечаянно, заранее спланировать и осуществить убийство? А потом как ни в чем не бывало ходить, разговаривать, смеяться, делать что-то обыденное?»

Аня даже содрогнулась от такой мысли, просто представив себе, как бы она стала планировать такое — вот просто взять и оборвать чью-то жизнь. Получается, сейчас этот человек еще человек, он о чем-то думает, что-то видит, радуется или огорчается, строит планы и вдруг в какой-то момент становится просто неодушевленным предметом. Потом человек вообще исчезает: от него не остается ничего, или остается просто кучка праха, от которой все стараются поскорее избавиться.

И она думает о том, что Игоря будут хоронить, а ей придется идти на похороны. Прощание с телом — необходимый ритуал, в котором должны участвовать те, кто еще жив. И это дико, если вдуматься. Потому что, по сути, человека уже нет, и она совсем не хочет видеть то, что когда-то было ее другом, нечто неодушевленное и даже отчасти страшное, уложенное в длинный ящик, нечто, совершенно не похожее на того парня, которого она знала всю свою жизнь.

И родители, как на грех, уехали отдыхать. Они всегда в это время года уезжали туда, где было тепло: мать любила лето и солнце и перед наступающей зимой хотела снова окунуться в солнце и теплое море.

И если родители не приедут, то от их семьи только она вынуждена будет провожать Игоря. Ей придется смотреть, как его мать старательно изображает скорбь, хотя ей, скорее всего, плевать, и как плачут его сестра, и отец… и она сама тоже будет плакать, но Игорю это уже не надо, ему ничего уже не надо, потому что его просто нет. Нигде нет, вообще. И никогда не будет уже. И ничего нельзя изменить или исправить. И она даже сказать никому не может, что это она виновата. И если бы она зашла к Игорю, когда он звал, то он бы до сих пор был бы жив. Но она не зашла, и случилось то, что случилось.

Слезы покатились из глаз сами, и сдержать их совершенно никак не получалось.

— Аня…

Никита, который все это время шел впереди, толкая перед собой тележку с покупками, останавливается. Конечно, он поступает сейчас как бесчувственная скотина, и тут двух мнений быть не может. У девчонки погиб давний друг — друг из детства. То есть они дружат всю сознательную жизнь, а если дружили еще и их родители, значит, и бессознательную, скорее всего, тоже. И вот сегодня этот человек погиб. Так нелепо, страшно и необъяснимо. А он тут ходит, покупает молоко и сыр, как будто нельзя было все это сделать потом, магазин-то круглосуточный!