Алла Демченко - Горький привкус счастья

Врачевателя за его бескорыстную доброту, мудрые советы и талант к врачеванию селяне прозвали своим Доктором. Однако талант этого доброго, умного и неуемного человека не ограничивался одним врачеванием. На своем винограднике он выращивал виноград и даже выводил новые его сорта. Наградой за кропотливые и долгие труды стали два необыкновенных сорта винограда, из ягод которых Доктор готовил драгоценное вино цвета темных магических рубинов. С помощью этого вина он творил чудеса, возвращая к жизни безнадежно больных. Слава о Докторе и чудо-напитке скоро перешагнула границы Киммерии.

– …А потом пришел Черный Полковник и убил Черного Доктора, – грустно окончил легенду Стрельников, – но это уже другая история, к ней и вино другое.

Потом в голове зашумело, как-то приятно, успокоительно, как будто теплый ветер подул с крымской долины, где ходил давным-давно Доктор, даривший надежду людям.

И свечи загорелись ярче, и сквозь теплый морской ветер Стрельников поймал ускользающую мысль, что у него за сорок лет никогда не было такого вечера и что причина только в женщине, которая прижалась к нему. И еще Стрельников подумал, что дело совсем не в «Черном Докторе» из Солнечной долины, а в том, что ему так радостно просто и интересно именно с Сашей, как никогда и ни с кем. И так будет всегда!

На все звонки Бориса Лера упорно не отвечала. Она не была готова к разговору. Унизительная мысль, что она содержала на свои деньги любовника, приводила Леру в бешенство.

Спустя неделю, когда злость немного поостыла, Лера сама позвонила Борису и согласилась на встречу.

– Почему ты мне сам ничего не рассказал? – спросила Лера, почти дословно пересказав Борису услышанное от матери.

Лера подняла бокал. Лицо Бориса расплылось в богемском стекле. Стоило увидеть это лицо, и злость, накопившаяся за последние дни, внезапно прошла. Она не могла подолгу сердиться. Мужчину создавшего неудобства, она без колебаний вычеркивала из своей жизни.

– А зачем? Какое значение для тебя имеет мое прошлое? Нам было хорошо вместе, и этого достаточно. Замуж за меня ты не собиралась выходить. Я ни на что не претендовал, не ревновал тебя к Стрельникову. Тебя все устраивало. Или ты хотела, чтобы я вызвал твоего Стрельникова на дуэль? Что тебя не устраивает?

Он был прав. Именно такие отношения ее устраивали больше всего. Стрельников был для спокойствия родителей и ее социальной защищенности, а Борис – для души и тела. А потом все как-то нелепо разрушилось. В один миг.

– Чем ты занимался все это время в Москве?

Лере стало вдруг интересно.

– Вначале ничем. Просто жил. Потом писал копии картин. Но все законно, – спохватился Борис. – Работы продавались только через галерею, налоги платились.

– А потом?

Борис молча отпил вино. Этот модный ресторан он выбрал специально.

В этом дорогом ресторане они с Элеонорой отмечали свою первую удачную сделку. Он тогда впервые почувствовал себя богатым человеком. Какое это сладкое чувство богатой жизни!

– Ты, конечно, не помнишь, но одно время был огромный спрос на русскую пейзажную живопись, – Борис грустно улыбнулся. – Все как с цепи сорвались. Всем захотелось иметь обязательно работу девятнадцатого века. Модно, и все.

А где взять картины для всех желающих?

– Спрос рождает предложение. Это понятно. Только я никак не пойму, откуда уголовное дело, если вы, как ты говоришь, легально продавали копии картин? Где криминал?

Никакого криминала вначале не было. Его репродукции Шишкина, Левитана и Зяблова постоянно покупались небогатыми ценителями искусства. Деньги, пусть небольшие, капали постоянно. На жизнь хватало.

Криминал начался позже.

Во Францию они прилетели порознь. Берестов позвонил Элеоноре незадолго до вылета самолета. Просьба была по сути пустячной. Билет на чартерный рейс до Ниццы, как всегда в таких случаях, Берестов заказал один, не беря во внимание спутника Элеоноры. Борис вылетел через три часа рейсом Москва – Париж.

К тому времени Элеонора успела посетить выставку и оплатить картину, отложенную для Марка Яковлевича.

Побродив по Ницце, Борис был уверен, что остаток дня они проведут в гостинице, но Элеонора потащила его по галереям, словно в Москве такого добра мало.

– Чья это работа? Посмотри внимательно.

Уставшего Бориса вопросы Элеоноры начинали раздражать. Откуда он может знать, чья это работа?

– Янус. Девятнадцатый век, – тоном учительницы ответила Элеонора. – Тебе не напоминает никого?