Алла Демченко - Горький привкус счастья

– Меня интересует пейзажная живопись девятнадцатого века, и только. Знаешь, на таких, – она старалась подыскать такое определение, чтобы не обидеть местное дарование, окажись он таким, – самобытных выставках редко, но встречаются довольно интересные работы. Автор забыт, владелец и сам не знает, как картина оказалась у него. Может, от бабки досталась, может, еще как-то…

– И ты скупаешь такие картины, облапошив доверчивого чудака?

– Ну, чудаков, скажем, не так и много. Теперь все подкованные, особенно в делах, касающихся денег. Так что не надо выставлять меня каким-то столичным монстром.

Борис натянул джинсы. Пока она обдумывала, остаться до утра или уехать прямо сейчас, он вернулся в комнату и положил на постель картину. Выцветшие краски, тоскливая осень, размытая дорога, плачущее дождем небо… Подобное она уже видела.

– Мотив, стиль – девятнадцатый век. Работа похожа на кисть раннего Саврасова, – сделала заключение Элеонора.

Она поправила абажур ночника так, чтобы тень не падала на полотно. И еще раз внимательно присмотрелась.

– Это копия. Халтура. Не хватает внутренней выдержки.

Элеонора вынесла вердикт и отложила в сторону картину, после чего потянула Бориса за ремень. Из-за такого пустяка прервалось более интересное занятие.

– Как ты догадалась, что это не оригинал?

– Скажу, если ты мне скажешь, чья это работа.

– Допустим, моя.

– Тогда смотри, – Элеонора снова повернула светильник на полотно. – Вот мазок, – ярко накрашенный ноготь уперся в край картины, – сделан рывком. Видишь? И… картину, явно хотели состарить, но сделали неграмотно. Я же говорю – везде не хватает выдержки. Отличать оригинал от копии – мой хлеб. И не просто хлеб, а еще с маслом, – смеясь, добавила Элеонора. – Ты думал, я ее куплю на память о тебе?

Он действительно хотел ей продать картину, как продавал другим возрастным дамочкам. Именно в такие моменты после близости всегда получалось легче всего. Дамы, даже разбирающиеся в искусстве, и те покупали. Платили за удовольствие. Некоторые приезжали еще. Главное – правильно выбрать женщину.

Мастерством правильного выбора женщин Борис владел куда лучше, чем кистью. Одиноких, без спутников, ценительниц искусства он высматривал заранее, стоя у окна, когда те неспешно шли вдоль тропинки, ведущей в музей. Потом, уже во время экскурсии, он несколько раз обращал внимание на выбранную женщину, подчеркивая ее тонкий вкус или глубокое знание истории. Подробно отвечал на вопросы. Женщинам это льстило. Разговор завязывался сам по себе. Искусство роднило. А потом все шло по отработанному сценарию.

Одно время он даже пытался выставлять свои работы на продажу. Картины висели прямо у входа, возле билетерши, но… Первый вариант пользы приносил значительно больше.

Об отсутствии художественного таланта он знал и данный факт принимал довольно философски, не забывая благодарить Бога, что все же догадался вложить ему в руки кисть.

«Надо ж, а столичная штучка всю недоработку вмиг заметила. Может, действительно искусствовед? Не надо было показывать неоконченную работу. Сам ведь знал, что технология не выдержана и мазок получился нервный, – в сердцах подумал Борис. – Какое мне дело до ее замечаний? Умчится завтра, и поминай, как звали».

Спустя три месяца, после той бессонной ночи, Элеонора забрала Бориса в Москву. Какая-то, еще не совсем понятная, до конца неоформленная идея мелькнула в ее деятельном мозге.

Вначале он колебался, взвешивая все «за» и «против» переезда. «За» – победили.

Для молодого любовника Элеонора сняла квартиру, предоставила мастерскую покойного мужа, приодела, дала денег на первое время. Учитывая художественное училище за плечами, отправила Бориса на какие-то курсы, естественно, их оплатив. Со временем все затраты окупили себя сполна. Борис оказался смышленым учеником не только в постели.

Марку Яковлевичу избранник Элеоноры не понравился с первой встречи. «Скользкий и ненадежный. Такой тип своего не упустит», – предупредил Элеонору Марк Яковлевич.

Только Элеонора все поняла по-своему и расценила замечание Берестова как банальную мужскую ревность.

К Саше Стрельников приехал без предупреждения. Он боялся, что она просто откажется встречаться, сославшись на дежурство или на тяжелого больного. В их расставании было что-то неправильное. И никакое это было не расставание, а сплошное недоразумение. Стрельников понял это сразу, как только за ней закрылась дверь.