Олег Рой - Три цвета любви

Вопросы госпожа Вершина задавала… неудобные. Вдобавок все время называла Леньку — «ваш муж». Леля каждый раз почему-то вздрагивала. Наверное, она еще не осознала толком, что Ленечки больше нет. Как так «нет»? Вот глупость! Он и раньше, бывало, уезжал — и не на два дня. Вот и сейчас… как будто просто уехал по делам. А это чужое «ваш муж» делало его отсутствие каким-то… окончательным. Безнадежным.

— Вы не замечали в последнее время, чтобы у вашего мужа резко портилось настроение? Депрессия, быть может? Мысли о самоубийстве?

— Да что вы такое говорите? Какое самоубийство! У нас… мы только… мы как раз собирались к Платону слетать, поглядеть, как ему там живется. По скайпу-то он говорил, что все отлично, но лучше собственными глазами увидеть. И не только увидеть. Колледж этот Леня сам выбирал, хотел убедиться, что не ошибся.

— То есть в семье у вас все нормально было?

— Отлично.

— Вы не чувствовали в последнее время, чтобы муж отдалился? Секреты, быть может, какие-то появились? Темы, которые он отказывался обсуждать?

Отдалился Ленька давным-давно, лет десять, наверное, назад. Да и то — не отдалился, а… Как-то это по-другому называется. Когда первые страсти утихают, юношеская пылкость сменяется дружелюбием, спокойной нежностью — хотя бывает, что и, ровно наоборот, откровенной враждой. Им-то еще повезло. Ну или ей повезло. Говорят, это самое «охлаждение» наступает года через три после свадьбы. У кого-то даже и раньше. А у них «пожара страстей» хватило на десять лет. Что же до секретов и тем, которые он отказывался обсуждать, это и вовсе глупо. Леля ничего, вот просто ничегошеньки не понимала в бизнесе — какой смысл обсуждать дифференциальное счисление с тем, кто семь и девять на пальцах складывает? Ну да, занят Ленька был всегда выше головы. Она, хоть ничего в бизнесе не понимала, видела — выкладывается. Какие-то проблемы случались, конечно, — конкуренты упрямые или чиновники чрезмерно мздолюбивые. Но это же бизнес, там всегда что-то такое…

Поэтому она лишь покачала головой, не вдаваясь в подробности:

— Нет. Все как всегда было.

— Может, со здоровьем проблемы появились?

— Что вы! Разве больной человек станет проводить время на подледной рыбалке? И спортзал прямо в квартире он ведь не просто так оборудовал! Да господи, спросите Ивана Ефимовича! Это наш врач вот уже лет двенадцать, наверное.

— Непременно спросим.

Адвокат, уже писавший что-то на крошечном оранжевом листочке, приподнялся, положил записку на угол следовательского стола (довольно обшарпанного, заметила Леля, хотя ей-то какая разница).

Госпожа следователь аккуратно сунула листочек в пластиковую папку и вновь уперла взгляд в Лелю:

— Может быть, его тревожило что-то особенное? Поведение как-то изменилось?

— Нет.

— Нет — не изменилось или нет — вы не заметили изменений? Вы же говорите, что у вас в семье все хорошо было, верно? Вы могли ничего не знать о его делах, но близкие люди чувствуют, если с родным человеком что-то не так. Нередко сами себе объяснить не могут, изменения могут быть пустяковыми, однако от близких мало что получается скрыть. Если бы его что-то беспокоило, вы заметили бы?

— Конечно! Только нечего было замечать! Все шло как всегда! Но…

— Но?

— Я вообще ничего не понимаю, поймите! Как такое могло случиться?

— Ну, знал бы, где упасть, соломки бы подстелил. Стопроцентно пока ничего исключить нельзя, но пока все свидетельствует о несчастном случае. Только вам в такой простой вариант не верится, да? И в то же время вы не можете припомнить ничего необычного, что позволило бы отойти от версии несчастного случая.

— Какой несчастный случай! Леня же не мальчишка неопытный! Он на эту рыбалку годами ездил — и ничего! Никогда!

Арине сидевшую напротив женщину было жаль. Но как бы… вчуже, как жаль, например, жертв авиакатастрофы. Или ДТП на обледеневшей трассе — когда никто вроде и не виноват, а сколько жизней сразу разламывается на «до» и «после». И такое вот неприятие, неверие в страшное — реакция самая распространенная. Если бы эта… Александра Игоревна билась в истериках, умываясь слезами и задыхаясь в рыданиях, ей стало бы легче куда быстрее. Но она биться в истериках точно не станет. И сколько пройдет времени, пока она примет неоспоримый факт — ее любящий (судя по всему) и любимый (еще более очевидно) супруг ушел туда, откуда не возвращаются. И с этим придется учиться жить заново. Впрочем, Арина — не священник, ее дело — отработать все версии. Чтобы самая очевидная — несчастный случай — осталась единственной. Будь утонувший слесарем дядей Васей, никто и не ворохнулся бы — каждый год с этой самой подледной рыбалки десятка полтора-два не возвращается. Но — разве такой большой человек может просто утонуть на рыбалке? Вот и приходится копать. Хотя даму — да, все равно жаль. И детей тоже. Хоть и взрослые, а отца потерять… на мгновение ей вдруг представилось, что непоправимое случилось не с кем-то посторонним, а с ее близкими. С папой… ох, нет, нельзя-нельзя, мысль, говорят, материальна. Не дай бог, притянешь несчастье. Она незаметно ущипнула себя за запястье, выныривая из мгновенных посторонних мыслей в здесь и сейчас.