Ольга Арнольд - Сезон любви на Дельфиньем озере

В последние два дня перед нашим приездом кашеварил один из сезонных рабочих, студент Саша-тощий, проклиная свой длинный язык — он неосторожно кому-то сболтнул, что в армии служил поваром.

Вика и Ника, войдя в положение, тотчас проследовали на кухню, а кошку поручили мне. Я успела только забросить свои вещички в домик Ванды, облобызаться с Тошкой, черным красавцем лабрадором моей тетушки (и с ней самой, разумеется, тоже), окунуться в море и отправилась на озеро.

И тут совершила крупную ошибку. Я по природе своей не кошатница, а собачница. Если иду по улице, то ни одна овчарка или сенбернар не пройдут мимо — нет, им обязательно надо подойти ко мне, положить передние лапы мне на плечи и облизать лицо, особенно если я в черном пальто, к которому замечательно прилипает собачья шерсть. Зато представители семейства кошачьих меня не очень-то жалуют, и эта неприязнь взаимна. Я кошек не понимаю. Это была величайшая самонадеянность с моей стороны — вынуть кошку из корзинки, а саму корзинку бросить в лагере в полной уверенности, что незнакомая мурка, самым жестоким образом оторванная от дома, будет спокойно сидеть у меня на плече или на руках весь трехкилометровый путь до озера.

Биологическая станция Академии наук была расположена на самом берегу моря в расщелине между горами, покрытыми скудной, но зато крайне ценной и редкой, по словам наших ботаников, растительностью.

Тут, например, рос почти всюду уже вымерший бокаут [1] Фисташка туполистная. — Здесь и далее примеч. автора. — высокие и мощные раскидистые деревья с плодами в виде миниатюрных орешков, которые облюбовали симпатичные сони. Сам же лагерь со всех сторон был защищен кустарником, у которого много названий; мне больше всего нравилось прозвище, не вошедшее ни в какие определители, — держиморда; может, оно и не слишком благозвучно, но очень точно определяло его характер: попав в его заросли, самостоятельно выбраться из них было невозможно, разве что с огромными потерями для одежды и собственной кожи. Другие, более научные названия этого растения — держидерево, или «Христовы страсти»; они тоже отдают должное его загнутым назад огромным колючкам.

Горы были не слишком высоки, но склоны их со стороны моря были подвержены частым оползням, и проложенные чуть ли не по краю обрыва дороги настолько отличались от цивилизованных серпантинов (местами по ним проехать мог только вездеход), что это достаточно надежно защищало и сам дельфинарий, и реликтовые леса от слишком назойливых визитеров. К тому же непрошеных гостей настойчиво отлавливали пограничники, особенно в сумерки.

В трех километрах от базы находилось соленое озеро, на котором был построен дельфинарий дня публики, с трибунами и причалом для катеров из Анапы, Геленджика и Новороссийска, привозивших зрителей. От биостанции до «Дельфиньего озера» (так называлось это заведение) можно было добраться двумя путями: по верхней дороге, проходившей по горам мимо погранзаставы, и нижним — по самому берегу моря; тут приходилось прыгать с камня на камень, и пройти, не замочив ног и не набив синяки, было затруднительно. К тому же узкая полоска берега проходила под крутыми скалистыми обрывами, и всегда сохранялась опасность камнепадов. Надо ли говорить, что я выбрала именно этот путь?

Впрочем, я бы добралась до озера вполне благополучно, если бы не кошка. Она совершенно озверела. Как только мы с ней дошли до кромки моря и она его увидела и услышала, то принялась выть — да, другого слова я и не подберу! Это было никак не мяуканье и не мурлыканье. Мне надо было бы сразу же повернуть назад и взять корзинку, но я же упрямая! И я храбро отправилась вперед. Кошка отчаянно царапалась и вырывалась; когда она попыталась кусаться, я от неожиданности ее выпустила. Она тут же шарахнулась подальше от пугавшего ее моря и попыталась взобраться вверх по обрыву, но это ей, к счастью, не удалось. Когда она соскользнула со скалы вниз, я хотела снова взять ее на руки, но не тут-то было!

И тогда я отправилась вперед, а черное, насмерть перепуганное создание пошло за мной, отчаянно, во весь голос, мяукая. И так мы с ней и шли: то я несла ее на руках, пока могла терпеть ее когти, то она брела за мной под самым обрывом, то я снимала ее с очередной отвесной скалы, опасаясь, как бы она не вызвала камнепад. Она не обратила внимания даже на ласточек-береговушек [2] На самом деле это вовсе не ласточки, а стрижи, птицы, абсолютно ласточкам не родственные. Татьяну извиняет то, что она не зоолог по образованию. , тучами носившихся над нами, непрошеными гостями, когда мы забрели в их царство — мы проходили под сплошь изрытой норками стеной из песчаника. Мы появились на озере не через сорок пять минут, за которые я обычно проделывала этот путь, а через полтора часа; первым, кто встретил нас, был мой бывший супруг.