Виктор Гавура: Нарисуй мне дождь (СИ)

Белоглазый стоит рядом, кривит рот в ухмылке, нагло разглядывая меня своими ненавидящими глазами. Смотри сколько влезет, есть на что. Так, как я, в этом городе не одеваются, да и в моем, тоже не все. Модные вещи стоят слишком дорого, но родители для меня ничего не жалели. На мне темно-синие джинсы «Super Rifle», новинка сезона, черная шелковая рубашка, лимонного цвета замшевая куртка и в тон ей вельветовые туфли «на манной каше». Литая каучуковая подошва отлично пружинит, и бегать в них одно удовольствие.

— Что ж, пойдем. Ты в своем пальто, не простудишься?.. — заботливо осведомился я.

— Канай вперед! Как бы тебе доктор не понадобился, — с трудом сдерживаясь, пробубнил он.

— Раз представитель вашего заведения так сердечно приглашает, надо уважить, — соглашаюсь я, направляясь к выходу, не выпуская Белоглазого из поля зрения.

На улице ранние сумерки. Прохожих нет. А вот и комитет по торжественной встрече. Неподалеку, делая вид, что не обращают на нас внимания, курят трое парней. Свитера заправлены в штаны, на глаза надвинуты фуражки. Такие фуражки лет десять назад были в моде, их называли «лондонками». Похоже, его дружки из пригородных сел. На электричках они приезжают в город, ищут, где бы напакостить, избить городского для них престольный праздник. У них это классовое, я их понимаю, хотя и презираю. Поодиночке, каждый из них, тише воды и ниже травы, нападают только стаей на одного. Только в стае они перестают бояться всего на свете и, выпендриваясь друг перед другом, могут забить человека до смерти.

— Нечего тут светиться, давай отойдем в сторонку, — с фальшивой любезностью предлагает Белоглазый.

Мне нравится его радушие, особенно при таком численном преимуществе. Теперь, когда они извлекли меня из харчевни, их задача проста: затащить меня в подворотню, свалить на землю и там уж поизгаляться надо мной руками и ногами, вчетвером на одного.

‒ Душевно признателен за приглашение, но если тебе есть что сказать, говори здесь, ‒ твердо ответил я.

Не сделав и десятка шагов, я остановился, не реагируя на зазывания Белоглазого идти дальше, занял удобную позицию боком к стене, фиксируя взглядом его руки, не выпуская из вида гоп-компанию за его спиной. Молча, жду, какой вариант развлечений он предложит. Белоглазый понял, что дальше я не пойду и вплотную подступил ко мне. Я тотчас же отступил на шаг, выйдя из зоны досягаемости.

— Ну, чего ты там стал? Харэ, завязываем этот гнилой базар! Все в мазь, с меня мировая, — суетливо начал Белоглазый, — Ты ж понимаешь, лучше гнать, чем быть гонимым. А ты, в натуре, молоток, что не сдрейфил, вышел на разбор. Я ж просто так… Хотел проверить, фраер ты или нет. Сразу видно, ты тот еще кент… Ну, в смысле, свой, в доску свой. Одно плохо, долго живешь… ‒ как-то в сторону обронил он, судорожно всосав воздух углом рта.

Я наблюдаю за ним, сохраняя между нами стратегическое пространство

— Ладно, чего нам тянуть друг на друга? Нет причины. Побазарили по-свойски и дело с концом. Все путем. Не будем бодягу разводить 2, замнем для ясности. Идем, я выставляю. Лататы? 3На, держи краба.

Он протянул мне для рукопожатия правую руку, левая, по-прежнему осталась в кармане пальто. Я помедлил, все это было довольно странно, но быть может он прав? Плохой мир лучше хорошей драки с четырьмя колхозниками. Хотя, чем их больше, тем больше они будут друг другу мешать, все решит не число, а умение. Как там сказал Саша, который Суворов, о превосходящих силах врага: «Множество их умножит и беспорядок». На худой конец, я всегда смогу от них оторваться. В рывке, да и на дистанции им до меня не дотянуться. Я был уверен в себе и не сомневался в своей неуязвимости. Воевать с их полевой бригадой я не собираюсь, но и убегать не хочется, слишком необычную девчонку я здесь повстречал.

Не без колебания, я пожал протянутую мне руку, но пальцы ее не поддались. Сжал еще сильнее, изо всех сил, и… ‒ ничего не произошло. Я с изумлением разглядывал его руку. Так вот зачем он накинул на плечи пальто! Одной рукой, спрятанной под пальто, он протянул мне для рукопожатия одетый в правый рукав пальто протез руки. Левый, пустой рукав так и остался засунутым в карман, а вторая его рука, из распахнутого пальто уже у моего горла, колет острием финки. Все рассчитано на неожиданность и я ее не учел, но главное, я неправильно их оценил. Я принял их за деревенских оболтусов. Так обуть! И где?.. В каком-то захолустном Криворожье! Последними словами ругал я себя.