Дарья Сойфер - Исключение

— Это бред!

— Тогда почему ты думаешь, что я буду спать с фанатками и журналистками? Я хотел не просто секса, а секса с тобой. И до сих пор хочу. А ты выдумываешь какие-то барьеры. Может, нам стоить попробовать?

— Ради ребенка?

— Ради нас. Давай забудем эти ярлыки. Я не считаю тебя охотницей за алиментами, а ты не думай, что я ловелас. Я ведь доверяю тебе. Почему ты не можешь доверять мне? Иди сюда, — он похлопал по дивану.

Лида пересела и дала ему себя обнять. Соблазн был слишком велик.

— Я не знаю. Если все разрушится, будет очень тяжело, — ноздри затрепетали от знакомого запаха теплой кожи, и Лида прерывисто вздохнула.

Ей до чертиков не хотелось отпускать Андерса от себя, не хотелось его ни с кем делить. Но отказаться от него вовсе, оберегая себя от ревности, она не могла.

— Расскажи мне о себе, Андерс.

— Что ты хочешь услышать?

— Что-нибудь. Хочу понять тебя, узнать. Расскажи о своем детстве, о семье. Что ты больше всего любишь вспоминать?

— Хорошо. У меня была бабушка, ее звали Кайса. Мама моей мамы. На все лето меня отправляли к ней. У нее небольшой деревянный дом и огород. Тогда мне было лет шесть, наверное. Кристер и Олли были еще маленькими, с ними сидела мама. А Петер и Элин еще даже не родились. И вот у бабушки был только я. Не пойми неправильно, я люблю братьев, но было так здорово ненадолго почувствовать себя единственным. Мы копались в земле, я помогал. Сейчас понимаю, что больше мешался, но бабушка меня хвалила, и я был ужасно горд. Я собирал малину, а она взбивала сливки, и ничего вкуснее я в жизни не ел. А вечером мы сидели в гостиной и читали. Сначала я должен был почитать немного сам, а потом книгу брала бабушка Кайса, и у нее получалось так интересно, что я мог слушать часами. Я очень любил про Эмиля из Леннеберги. Даже пытался вырезать деревянных старичков. Бабушка хранила их в шкафу за стеклом. А чердак… Как я любил бабушкин чердак! Там куча сокровищ. Старые фотографии, кинокамера с круглыми кассетами, одежда, значки, монетки, китайские фарфоровые фигурки. Олли их потом разбил. А еще у бабушки были керосиновые лампы, она их зажигала для меня. Я помню, как они пахнут.

— У моей бабушки тоже была такая, — Лида положила голову Андерсу на плечо и слушала его рассказ, представляя себе маленького белокурого мальчика. — Мы ее на улице зажигали.

— Мне кажется, что меня бабушка любила больше всех. Я был послушным. И с младшими сидел. Вот Кристер — он был бандитом. Лез во все драки, плевался. Постоянно стоял в углу. Правда, он и там продолжал: рисовал на стене. Когда вырос, он стал слушать рэп. Ужас! Эти дикие звуки из его комнаты…

— А ты что слушал?

— Рок. У меня была черная кожаная куртка, а в комнате висели плакаты Aerosmith, Guns’n’Roses, Scorpions. Я чувствовал себя очень крутым.

— Тебе нравилось расти в большой семье?

— Знаешь, это не всегда праздник, как на рождественской фотографии. Иногда было трудно. Все орут, дома бардак, младшие что-то делят между собой. И родители из поколения хиппи. У нас дома постоянно были какие-то вечеринки, люди пили, курили, танцевали. Шумно, но весело. В такие дни никто не следил, во сколько мы с Кристером ложились спать. Укладывали только маленьких. А мы могли сидеть допоздна и слушать взрослые разговоры. Но друзей я домой стеснялся приводить.

— Почему?

— Я же говорю — родители-хиппи. Папа мог ходить по дому в одних трусах. Приходишь домой с друзьями, а он стоит на кухне полуголый с сигаретой в зубах и готовит ужин. У нас же гости! Но его это не смущало.

Лида рассмеялась.

— Звучит дико, но это было не так плохо, как кажется. Сейчас я скучаю по детству и семье, стараюсь часто ездить домой. Родители развелись, у папы новая жена и маленький сын. Но с мамой они все равно дружат.

— Ты переживал из-за развода?

— Немного. Но они взрослые люди, им так лучше.

— Я не имею ничего против разводов, но мне бы не хотелось самой через это пройти.

— Мне тоже.

Над ними повисло молчание.

— Но я не хочу лишать себя семьи только из-за страха, — снова проговорил Андерс.

— Ты в любом случае долго один не останешься, — сердито ответила Лида.

— Если ты собираешься опять использовать рот для ссоры, давай я лучше тебя поцелую, — он взял ее за подбородок и развернул к себе лицом.

— Между прочим, тебе не удастся каждый раз…

Но Лида так и не договорила, потому что Андерс, пробормотав что-то по-шведски, поцеловал ее. В первые секунды она подумала, что ей стоит выучить его язык, потому что он явно сказал какую-то гадость, но вскоре мысли покинули ее: он принялся нежно покусывать ее нижнюю губу. Она оказалась во власти сладкого, почти болезненного томления и в очередной раз поняла, что никогда не сможет отказаться от его близости.